Смерть перед Рождеством

Мужчина мотает головой, шипит, сжав челюсти. Но револьвер по-прежнему взведен. Его лицо становится мертвенно-белым, потом наливается кровью. Он задыхается от напряжения, отчаянно пытаясь сохранить над собой контроль.

Но кровь потоком течет ему в рот, бежит по подбородку и шее. Мужчина опускает взгляд на Ирис, собирается с последними силами. Потом сжимает левую руку в кулак и бьет Ирис по тому месту, где в нее попала пуля. Он обрушивает кулак с размаха, а затем давит на рану. Ирис вздрагивает всем телом, как будто от электрического разряда, стонет, не разжимая зубов. Мужчина ударяет еще раз, потом еще… Ирис стонет, третий удар лишает ее сил, и она отпускает его ухо. Выплевывает на пол кусочек его кожи в сгустке крови. Кричит.

– Назад, – шипит он. – Назад, к выходу…

– Что ты собираешься делать? – спрашивает Бирк.

– Назад…

– Мы отойдем; ты только скажи, что собираешься делать, – повторяет Бирк. – Нам не нужны сюрпризы.

– Я выйду.

– Что, на улицу?

– Да.

– В такую погоду? – Голос Бирка срывается. – Подумай хорошенько…

– Назад…

Теперь он кричит, изо рта тянется струйка слюны. Ирис висит в его объятьях, совсем ослабевшая, прислонив голову к его плечу. В волосах у нее кровь.

Мы отступаем на шаг назад, он делает три шага вперед. Обходит кровать и оказывается так близко от нас, что я могу разглядеть цвет его глаз. Мы с Бирком продолжаем пятиться. Выходим в гостиную, где лежит тело Кристиана Вестерберга. Его грудь усыпана осколками выбитого ветром стекла. В окружающем голову кровавом нимбе также блестят осколки.

Идущий впереди нас мужчина избегает смотреть на тело, и я почти физически ощущаю его напряжение.

– Спиной к телевизору… – командует он. – Спиной к телевизору…

Я поворачиваюсь, под ногами трещит стекло. Только сейчас начинаю чувствовать гуляющий по комнате ледяной ветер. Мужчина медленно отступает, толкая перед собой Ирис. Револьвер смотрит попеременно то на меня, то на Бирка.

– На чем вы сюда приехали? – спрашивает он. – Что за машина?

Второй вопрос мужчина почти выкрикивает, но мы медлим. Солгать или сказать правду в такой ситуации одинаково невозможно. Мы приехали сюда на машине Ирис, и это дает ему реальный шанс. Это вселит в него надежду, а значит, придаст смелости. Но как солгать вооруженному преступнику, который, помимо прочего, прикрывается заложницей, как щитом?

– «Вольво», – отвечает Бирк. – Номер VEM триста двадцать семь.

– Ключи… – Он протягивает руку.

– Мы не можем дать тебе их, – говорю я.

Дуло револьвера скользит к виску Ирис.

– Я прострелю ей голову.

Я встречаю ее взгляд.

– Дай ему ключи, – говорю я Ирис.

Ее лоб блестит. Белки глаз воспалены. Голова трясется.

Мужчина снова опускает на нее глаза, накрывает ладонью пулевое отверстие в рукаве ее пальто и сует в него палец.

Ирис хрипит. Ее глаза округляются, словно бы в удивлении, а левая рука судорожно нащупывает его запястье. Но она не в силах справиться с ним. Единственное, что ей остается, – по возможности контролировать дыхание. И Ирис с жадностью, как в приступе астмы, глотает воздух.

– Дай мне их! – кричит мужчина.

Она отнимает от него руку, шарит в кармане пальто и вытаскивает ключи. Мужчина берет их и продолжает движение к выходу, толкая Ирис перед собой. Затем останавливается, будто прислушивается к чему-то. Сквозь рев ветра пробивается песенка Джуди Гарланд про «маленькое Рождество».

В прихожей дверь на лестничную площадку открыта.

– Там есть кто-то еще? – спрашивает он. И повторяет, приставив пистолет к виску Ирис: – Там есть кто-то еще? Отвечайте!

– Нет, – говорю я.

Голос Джуди Гарланд звенит, как рождественские колокольчики.

* * *

Мужчина выходит в прихожую, поворачивается к нам, пятится… Шаг, еще шаг, потом еще… Ноги Ирис волочатся по полу. До входной двери остается совсем немного.

На мгновенье он пропадает из вида и появляется уже за порогом. За его спиной мелькает знакомая фигура. Длинные костлявые пальцы сжимают рукоять пистолета той же марки, что и в моей руке.

– Микаэль, – говорит Гофман, приставив оружие к затылку мужчины. – Рад, что мы снова встретились.

Тот меняется в лице: взгляд гаснет, становится пустым и угрюмым. Из тела словно выпускают воздух, и оно делается безжизненным, как тряпичная кукла. Все кончено. Когда Гофман забирает у него револьвер, Микаэль повинуется почти механически. Но при этом явно не без облегчения.

Он выпускает из рук Ирис, и она падает на пол. Бирк тут же срывается с места и склоняется над ней. Я стою в куче осколков, опустив пистолет и почти касаясь носком ботинка головы Кристиана Вестерберга, на губах которого видны следы пороха. Из отверстия в затылке вытекает кровь.

Между тем Микаэль лежит на животе на лестничной площадке, и Гофман застегивает на нем наручники. Микаэль тяжело дышит и моргает, и это всё.

* * *