Смерть по-соседски

Я расплатился с ним и вышел из машины. Дом номер 29 находился на противоположной стороне улицы, но я не спешил переходить дорогу. Сначала надо было осмотреться в незнакомом районе и попытаться что-нибудь выяснить про девушку. Может, кто-нибудь видел ее или видел, как ее похитили (в этом я почти был уверен). Я несколько раз обошел вокруг дома, высчитывая ее окна, и если не ошибся, то окна квартиры 32 были закрыты, что, скорее всего, значило, что в квартире никого нет, поскольку казалось глупым сидеть в такую погоду в душной квартире с закрытыми окнами. Я не знал, живет она со своей матерью или одна, а спросить оказалось не у кого. По причине раннего утра во дворе дома не было ни одной бабушки, и мне ничего не оставалось, как ждать, примостившись на свежеокрашенной лавочке.

Прошло минут пятнадцать, прежде чем из подъезда вышла первая бабушка. Она огляделась по сторонам, но, не увидев никого из своих наперсниц, медленно направилась в мою сторону, подозрительно присматриваясь, что это за тип примостился на их лавочке. Когда она подошла, я демонстративно подвинулся на край лавки, хотя на ней было полно места. Бабулька оценила мой жест и, присев, вздохнула, словно приглашая к разговору.

– Здрасте, – я постарался сделать лицо попроще, – говорят, народ тянется.

Бабушка взглянула на меня и ответила:

– И вам не кашлять. Ждете кого?

– Да, – я постарался упростить лицо насколько мог, – жену.

– А-а, – протянула бабка, – а то я смотрю, все сидишь и сидишь.

Я не знал, что ответить, а простофилю играть было непривычно.

– Я, наверное, ваше место занял. Садитесь, я уже ухожу.

Бабушка махнула рукой, устраиваясь поудобнее на лавочке:

– Сиди уже, мне и тут хорошо. Но молодец, что спросил, сейчас это редкость.

Я согласно вздохнул. Воодушевившись моим согласием, бабулька продолжила:

– Вот в наше время, я помню, мы всегда уступали места в автобусах, в трамваях и во дворе, бывало, с девчонками играешь на лавочке, а как бабушки выйдут на солнышке посидеть, так мы сразу вставали и шли играть в другое место. А что сейчас? Не уступают, хамят, ужас! Что за воспитание?

Я вздохнул, стараясь сделать это погромче, но промолчал, давая ей выговорить то, что у нее накопилось за ночь, надеясь, что в том ее списке окажется и упоминание о Кате.

– Вот давеча вышла утром в магазин, смотрю, а здесь какие-то мужики сидят. Здоровые такие, в пиджаках. Нет чтобы на работу пойти – газеты они, вишь ты, читают. Ну пошла я в магазин, в очереди за молоком постояла, возвращаюсь, а они все сидят! И в газеты свои уткнулись, будто там что хорошее написано. Тьфу, пакость одна! Мой правнучек иной раз как прочтет газету, так мне сразу кажется, все, зажилась ты, старая. Как же можно, чтобы в газетах про одних воров да убийц писали? Что, не осталось больше о чем писать?

Я кивнул головой, стараясь не спугнуть бабушку. Ее слова про мужчин в пиджаках, да еще и читающих на лавочке газеты, показались очень интересными, и я решил слегка подтолкнуть ее.

– Не воры ли, случаем? А то у нас на работе тоже был случай…

– Вот и я говорю, – бабушка оживилась, признав во мне слушателя, – ну домой сходила, пока то да се, опять выхожу, а они все сидят! Я сюда, хочу присесть, ноги-то уже, чай, не молодые, а мне не уступают. Иди, говорят, старая, отсюда! Нет, вы слышали?!

– С ума сойти! – подлил я масла в разгорающийся огонь.

– А я что говорю?! Один мне так и сказал – совсем ослепла, старая?! Не видишь, мы прессу читаем. А другой, мордатый такой, на нем бы пахать и пахать, посмотрел так на меня, и говорит: «Вы, говорит, бабуля, пенсию получаете?» Я ему в ответ, что пенсия моя по закону и не такой должна быть, а он мне, так радуйтесь, мол, что вообще вас, бездельников, кормим.

Она всплеснула руками и, глядя на мое сочувственное лицо, продолжила:

– Это кто ж, говорю, бездельник? Это я бездельник?! Да я с десяти лет работаю! Как война началась, так и пошла на завод, на станке по четырнадцать часов стояла, и так всю войну! А он мне, и что, мол? Мы, говорит, тоже вот, не даром свой хлеб едим, преступников ловим! В тюрьмы сажаем, вас, пенсионеров, защищаем!

При этих словах, я почувствовал озноб, но очень хотелось услышать продолжение этой истории. Впрочем, бабульку не нужно было подгонять.

– Я им, это, каких же вы здесь преступников ловите? А он, гад паршивый, отвечает, много будешь знать, скоро состаришься. И загоготали вчетвером как придурочные. Нет, ну надо же, скоро состаришься. А мне уже почитай девяносто годков скоро стукнет. – Она перекрестилась, но так неумело, что я подумал, что она из новообращенных. Те, что потеряв старых идолов и разочаровавшись в новых, ударились в религию.

– Хамы, – поспешил я поддержать бабушку.