Смерть после жизни (СИ)

После встречи с ней ласковые девы со струящимися вдоль спины светлыми волосами больше не тревожили его снов, в них безраздельно царила понимающая, нежная и мудрая улыбка Арвен Ундомиэль. Прикосновение к губам которой можно было ждать и помнить долгие годы, желая только ещё раз, когда-нибудь, дотянуться до вечерней звезды.

Пока, казалось, без следа стершийся давний сон не вернулся… только воздушные белокурые пряди стали непроглядно-черными, как навеявшая дурные видения беспокойная ночь. В пролетавших в голове несвязных картинках гладкие, жесткие, но не настолько, чтобы перестать быть шелковистыми, тяжелые черные локоны сами собой струились между пальцев.

Необычно изогнутые губы, с чуть опущенными вниз уголками, что придавало ее лицу презрительно-надменное выражение, но почему-то не отталкивало, послушно приоткрывались. Их хотелось грубо смять своими, чтобы утолить давно накопившуюся жажду, и лишить наконец надменности.

Увидеть в столь невозможном и неподобающем виде молодую девушку, которую он волею судеб взялся защищать и опекать, было странно и неприятно. Наверное, он слишком часто касался ее в реальности.

Морин совершенно не следовала общепринятым правилам поведения, не из-за распущенности или развращенности, а, казалось, искренне не понимала, что это и зачем. За ней было забавно просто наблюдать, она все делала как-то немного странно и по особенному. Даже ела… словно это правда было новое и интересное занятие.

Он слишком много лет провел в одиночестве, глухая тоска по семье, своему дому, так пока и не родившимся детям, давно уже подспудно зрела на дне души. Потому объятия и прикосновения, которые так охотно и непосредственно дарила юная харадримка и стали радовать его… слишком сильно.

И все незаметно зашло слишком далеко, исключительно в мимолетных снах, конечно. Непосредственность странной девушки он воспринял не должным образом, приникая в сумеречном мире ночных фантазий к ее презрительно выгнутым губам, каждый раз оказывавшимся такими мягкими и горячими. И даже чуть было не сделал этого на самом деле, еще не отойдя от горячки боя с кольценосцами.

Морин искренне не понимала причины его резкого охлаждения к ней… смотрела недоуменно и обижено, иногда даже чуть не плакала. Арагорну становилось неуютно и неловко за себя, хотелось утешить ее и приобнять, как раньше. Но необходимо было все прекратить и вернуть мысли в надлежащее русло.

Стоило только достичь границ владений Элронда, и его мир опять станет цельным и правильным, как эльфийские самоцветы.

Раздол… с детства любимый и родной дом, под крышей которого нет места злу, должен был расставить все по местам, рассеять сомнения и случайно зародившиеся темные помыслы. А объятия Арвен сполна утолить жажду любви и нежности, дав именно то, о чем он всегда грезил и вспоминал.

Сначала так и вышло, он с радостью и облегчением понял, что исцелился, и все ненужное, случайно поселившееся в душе, легко растаяло в свете вечерней звезды… Ундомиэль. Но потом Элронд сказал ему все это… что Арвен погибнет в погружающемся во Тьму Средиземье, и границы владений эльфов неизбежно падут перед ней.

Как же он ненавидит Тьму и искажения, отнимавшие у него Арвен. И все их чудовищные и коварные порождения, борьба с которыми стала теперь единственным смыслом его жизни.

Может быть, если удастся обратить Тьму вспять и уничтожить кольцо, и Арвен еще не успеет покинуть Средиземье, они смогут быть вместе? Или есть надежда, что она вернется к нему, могут ли возвратиться достигшие Благословенных Земель? Хотя бы тень надежды… Она же есть всегда.

***

Да чтоб тебя…!

Ни одно из недавно выученных ругательств достаточно сильным не показалось. А в прежней жизни необходимости в них не было, зачем тратить время на сотрясение воздуха, если вместо пожелания можно просто взять и сделать? А, может, и были какие-то особенные слова… не помнит она уже.

Еще раз попытавшись продраться расческой через спутавшиеся после мытья с дурацким цветочным бальзамом волосы, Морин, морщась от боли, посмотрела на вырванную с корнем черную прядь, застрявшую между ослепительно белых костяных зубцов. Этот эльфийский гребень издевался над ней с особой жестокостью. Лаириэль обещала, что он сам собой все расчешет… обманула, сучка белобрысая.

Запах роз в тонкой хрустальной вазе на туалетном столике, наверное, должен был радовать и успокаивать, но вызывал лишь несбыточное желание проветрить комнату, ибо в открытое, как и везде здесь, настежь окно, несся тот же одуряющий аромат, чуть перебитый хвойными нотками.

— Морин, яблоко хочешь?

Вихрастая румяная физиономия бесцеремонно заглянула в приоткрывшуюся дверь (гостей она не звала), и не дожидаясь какого-либо «войдите» трое недомерков как ни в чем не бывало просочились внутрь.

— Нет! — неприветливо ответила она, отворачиваясь. Отражение в зеркале занимало ее гораздо больше, чем эти недоразумения. Не настолько отвратительные, как эльфы, а так, смех один.