Смерть речного лоцмана

Гарри, улыбку которого как рукой сняло, вынул изо рта сигарету и воззрился на Соню.

– Так уж и видать?

– До войны отец у меня промышлял контрабандой в Австрии и Югославии. И я знаю, что говорю. Но сейчас стало куда опаснее. Сейчас за такое могут и пристрелить.

Гарри промолчал.

– Что перевозишь? – допытывалась она.

Гарри украдкой глянул по сторонам, подался вперед и шепнул ей на ухо:

– Швейные машинки!

Соня рассмеялась.

Гарри как будто обиделся.

– Да в Югославии швейные машинки днем с огнем не сыщешь. И стоят они уйму денег. А у Драго, того парня, который только что ушел, есть связи в партии. – Он поднял палец и помахал им перед нею. – Продаем мы только верхушке – генералам, высшим партийным чиновникам, и они расплачиваются американскими долларами. – Он сунул сигарету обратно в рот и откинулся назад. – Дело верное.

Соня посмотрела на него и только покачала головой, пожалев, что прониклась к нему сочувствием».

Тут Мария Магдалена Свево прервалась. И Кута Хо не преминула возразить:

– Беда таких историй в том, что они выхватывают из жизни одно-два события, которые ее потом и определяют. Но в жизни все по-другому.

Мария вынула изо рта сигару, облизала влажным, бледновато-розовым, шершавым языком пересохшие губы и сказала:

– А что, если все было, как в жизни?

– Ну уж нет. В моей жизни такого никогда бы не случилось. У меня как раз наоборот – все наспех. На каждом шагу приходится решать то или это. Куча вариантов.

Мария посмотрела на тянущуюся к потолку слабую струйку дыма от почти потухшей сигары и проговорила:

– А что, если так оно и есть? Чем больше я старею, тем чаще задумываюсь: может, в таких историях действительно таится сермяжная правда. Раньше-то я совсем путалась в таких вещах. А теперь вот думаю, мы, наверное, путаемся все больше для того, чтобы не слышать тишину. И не видеть пустоту.

Мария Магдалена Свево смолкла – Кута Хо не проронила ни слова. Тогда Мария Магдалена Свево решила поведать другую историю:

– Знавала я когда-то одну девицу, влюбленную в одного паренька, хорошенького такого, из ее же деревни. Ей тогда, может, было… ну да, лет восемнадцать. И вот она затяжелела. И паренек, поскольку он было хороший малый, сказал, что желает, как говорится, сделать все честь по чести и на ней жениться. А она возьми да откажи. Они два дня кряду просидели в слезах у нее в спальне. Она говорила, что не хочет выходить за него из-за младенца, потому как младенец – не самый лучший повод жениться. Но он был человек порядочный и потому стал возражать; сказал, что любит ее и считает, что им нужно пожениться. Они так и не сговорились, что же делать, а поскольку меж них была любовь самая что ни на есть сердечная, им оставалось только оплакивать свою беду. Они так плакали, что залили слезами покрывало, на котором сидели. И тут ее домашние услыхали, как они плачут, и удивились, что такое стряслось. Когда же парень с девицей наконец вышли из спальни, та объявила, что свадьбы у них не будет и что она собирается поехать в соседний городок, чтобы малость развеяться. И в том городке она избавилась от плода, а как уж и не помню – давно это было, да и такие вещи тогда делали тайком. На обратном пути домой ее повозка съехала с дороги, врезалась в дерево – и девица зашиблась насмерть. Ее похоронили, а через почтительный срок после похорон родственники решили прибраться в ее комнате, перед тем как пустить жильца. В комнатенке той было шаром покати, потому что семья бедствовала. Залитое слезами покрывало они сняли с постели и постирали, но большое слезное пятно не отстиралось. Как они дальше ни бились, а отстирать его так и не смогли. Они несколько раз отбеливали покрывало и первое время после смерти девицы то и дело стирали его, но все без толку. Слезное пятно въелось насмерть. Думаю, им в конце концов все до того обрыдло, что они отдали злосчастное покрывало тому парню, ведь он был ей не чужой.

– И что потом? – спросила Кута Хо. – Я хочу сказать, что сталось с тем парнем?

– Да ничего. Ничего особенного, правда. Прошли годы, и он женился. Брак был не то чтобы несчастливый, но и счастливым его не назовешь. Жена родила ему четырех дочерей. И вот когда старшей исполнилось девятнадцать, он отдал ей то покрывало, а заодно рассказал историю про него.

– И что дальше?

– А дальше ничего.

Мария достала из коробки с двуглавым орлом сигару и постучала одним ее концом о клюв одной из орлиных голов.

– Es ist passiert? – печально проговорила она. Голова ее склонилась, и в какой-то миг, всего лишь миг, Куте Хо показалось, что хрипловатый старушечий голос дрогнул. – Все так и было, как говорят старики австрияки. Es ist passiert.

Она опять смолкла, будто мысли мешали ей говорить. Затем снова заговорила, так же резко, как прервалась:

– Так что теперь дочь его каждую ночь, укрываясь тем покрывалом, перед сном разглядывает то пятно и размышляет о странностях жизни и о том, если уж на то пошло, как сложилась бы ее собственная судьба, не прими возлюбленная ее отца того рокового решения.