Другой влиятельный автор, Кеннет Ринг, также говорит о пользе от размышлений над околосмертными переживаниями в своей книге «Уроки света»[556]
, но он менее критичен и хочет показать, какая именно польза может быть от распространения информации об NDE, особенно для тех, кто сам не имел подобных переживаний. В его рассуждении отражен особенный и эзотерический процесс развития — он описывает весьма сложное измерение околосмертных переживаний, включающее «существование второго света», о котором говорят некоторые отправившиеся в путешествие в царство «посмертного». Особенно важно, что он описывает это как встречу с Богом и откровение от Бога[557]. Здесь мы, кажется, подходим к идее религиозной группы, хотя Ринг отрицает «любые попытки превратить околосмертный опыт в культ»; он считает справедливым сказать, что «в каком-то смысле возникает „культура околосмертного переживания“, которая рождается» у тех, кто имел подобный опыт или заинтересован в нем. Он даже сравнивает группу с буддийской сангхой[558]. Книга завершается своего рода благословением: «Да ведет Свет каждый ваш шаг к просветленным действиям в мире». Аллюзии Ринга на зарождение культуры, связанной с околосмертным опытом, подводят эту главу, посвященную сложным отношениям между смертью и религиями мира, к заключительной части.Очевидно, что сам статус смертных и околосмертных «переживаний» весьма спорен. Эту проблему мы кратко рассмотрим в дальнейшем разговоре об определении смерти, поскольку важной чертой современных культур является поиск связи между человеческой идентичностью и жизнью. Ситуации смерти мозга, прихода в себя в морге тех, кто считался умершим, а также проблемы трансплантатов, дающих «жизнь» тем, кто без них обречен на смерть, подчеркивают тот факт, что проведение границы между жизнью и смертью — это непростая задача. Разница между привидениями и духами, с одной стороны, и людьми с искусственным сердцем, жизнь которых поддерживают машины, с другой, указывает, как разные грамматики дискурса, разные системы референций справляются с глубокой озабоченностью человека смертью.
Глава 10
Места, где умирают
Для людей чрезвычайно важны места, не в последнюю очередь места смерти и памятники умершим. Арьес[559]
в размышлениях об отрицании смерти в современном обществе говорит о «географии перевернутой смерти»[560]: он подробно описывает, как смерть была удалена из поля зрения публики. В данной главе мы продолжим рассмотрение этой темы и зададимся вопросом, как места, где умирают люди, соотносятся с ценностями, связанными с человеческой идентичностью. Можем ли мы реальное место смерти или приготовления к ней рассматривать как часть человеческой победы над смертностью? Здесь мы обрисовываем значение смерти в разных местах: дома, в больнице или хосписе наряду со смертью от несчастного случая и смертью на войне. Вопрос о месте смерти связан и с фундаментальным вопросом определения «смерти».Традиционный образ смерти, хорошо известный с XIX века, «времени прекрасных смертей», как его называет Арьес[561]
, — это образ смертного одра; он сохранялся до начала ХХ века. Семья собирается вокруг умирающего в последние минуты его жизни; в более ранние времена на картине мог оказаться и священник. Домашняя обстановка подчеркивает значение смерти как части жизни; здесь собираются члены семьи разного возраста, от старейших, которые все это видели прежде, до любопытных детей. Иногда присутствует ощущение естественности смерти, иногда — чувство глубокой печали из‐за смерти молодых; иногда рассказанная история отражает психологическую травму или проявления любви и ненависти со стороны разных членов семьи. В исследовании, посвященном смерти в Викторианскую эпоху, описываются две противоположные картины: одна — смерть молодой женщины от туберкулеза, а другая — смерть пожилого родителя[562]. В первом случае умирающая девушка сидит, прислонившись к открытому окну, на глазах у престарелой матери и сестры, а ее пожилой отец смотрит в окно. Никто не смотрит ни на кого. Занавески открыты, свет заливает умирающую, но скоро они закроются. На второй картине изображена умирающая пожилая женщина, смотрящая прямо в глаза младшей, их руки соединены. Обе картины передают ощущение течения времени; их настроение — это ожидание неминуемого конца.