Возвращаясь к невоенной ситуации и к другим способам обращения с телами умерших, нужно упомянуть, что способы избавления могут включать помещение на платформы, на деревьях или в иных местах, а также размещение в воде. Все эти способы мы подробно опишем в следующих главах. Если говорить о более древней истории, можно упомянуть и болота, которые, как указывают историки, также использовались для сохранения тел. Один из наиболее известных примеров — это Человек из Линдоу. Тело этого древнего бритта было обнаружено в торфяном болоте, куда, предположительно, его поместили после убийства. У молодого человека на шее все еще была гаррота, которой его задушили, и перерезано горло, что, возможно, было сделано после его смерти. Тот факт, что его ногти были хорошо обработаны, свидетельствует в пользу того, что он мог обладать привилегированным статусом в обществе; некоторые даже полагают, что его убийство было совершено друидами в рамках ритуала. Определенно одно: его тело оказалось в болоте, где его отлично сохранили вода, земля и торф.
Что делает с телами умерших общество, во многом зависит как от верований относительно посмертного существования, так и от отношения к смерти как таковой. Быстрое уничтожение тела при кремации с последующим развеиванием пепла и отсутствием мемориальной таблички можно рассматривать как противоположность мумификации, проводилась ли она в скрытых гробницах чинчорро в Чили или в запечатанных пирамидах в Египте. Можно согласиться с Майклом Рейганом, что в кремации отрицается похоронная архитектура, но его философский стиль приводит к чрезмерно экспрессивной идее, что «пространство смерти более не ограничивается структурированным пространством. Оно становится самим пространством, всем пространством. Нематериальное тело становится таким же нематериальным, как и душа»[149]
. Он просто игнорирует возникновение постоянных крематориев как основной вклад ХХ века в историю смерти в человеческой культуре. Крематории такого же типа, как «Golders Green» в Лондоне, величественное строение, спроектированное Асплундом в Стокгольме, или гигантский крематорий в Сеуле, для многих современных городов выступают в том же качестве, что и пирамиды в Древнем Египте, став местом, где проводятся связанные со смертью ритуалы и где также могут располагаться места поминовения мертвых[150]. Хилари Грейнджер написала авторитетное исследование на материале Великобритании, предложив огромный объем материалов о территориальном расположении этих переменчивых центров человеческих эмоций[151]. Петерссон и Вингрен также выдвинули интересные идеи относительно проектирования мемориалов, а Вингрен описал происхождение «ландшафтов перехода», которые воспроизводят переживание природы и скорости перемещения по разным местам, включая те, в которых случались происшествия[152].Оценить, каким образом эмоция запечатлена и выражена, конечно, непросто, хотя одно исследование конца ХХ века смогло показать эмоциональную заряженность крематориев, назвав их «священными местами» своего рода[153]
. Линдсей Джонс[154] авторитетно писал об обаянии, которое может исходить от архитектурных форм определенных мест. Что касается пространства и мертвых, оно стало гораздо более осмысленным благодаря понятию «ландшафты смерти» (deathscapes), а также иных пространственных контекстов и материальной культуры, посредством которых общества придают какой-либо смысл своим мертвым[155]. Некоторые исследователи, включая моего коллегу Джонатана Майлз-Ватсона[156], также пользовались понятием «капитал», которое широко используется в смысле культурного капитала, и применяли его к «пространству и ландшафтам», получив в результате «ландшафтный капитал». Эту идею можно развивать в отношении кладбищ и других в ином смысле ничем не примечательных мест, которым мертвые и связанные с ними ритуалы добавляют культурной ценности.Может казаться, что Древний Египет и Чили, США и Великобританию разделяет громадный временной промежуток, однако если говорить о захоронениях, множество параллелей указывают на стремление человека выступать против и преодолевать смерть. До ХХ века большинство семей в Западной Европе и США самостоятельно заботились об умирающих членах семьи и об их телах после смерти. Начиная приблизительно с середины века, хотя здесь и наблюдаются значительные локальные особенности, забота об умирающих и телах после смерти переместилась в больницы. Можно сказать, что то, что раньше считалось делом семьи или локального сообщества, стало делом профессионалов[157]
.