Смерть, ритуал и вера. Риторика погребальных обрядов

Эта теория катарсиса отражает веру, что постоянное говорение о смерти в конце концов избавляет людей от интенсивного переживания боли и страдания. Однако для понимания этой идеи необходима особая осторожность, ведь в то время как популярная точка зрения гласит, что песни и слезы не только помогают справиться с комком в горле, но и приносят человеку «легкость», остается «рана, которая никогда не залечится», как назвал одну из глав Дэнфорт[210]. Предполагается, что хотя для горюющего важно вывести из системы какие-то эмоции, это не означает возврата системы к норме; скорее, именно выражение эмоций оказывается важно для совладания с непосредственным переживанием горя и приспосабливания к утрате с течением времени. В результате переживший утрату меняется и живет, приняв этот новый опыт смерти. Слова и действия погребальных обрядов таким образом достигают своей цели.

Дэнфорт также предполагает, что люди посещают могилы и участвуют в похоронах, чтобы вновь пережить свое чувство боли, вспомнить умерших и поддерживать с ними связь. Он описывает также, как женщины, пережившие, как он его называет, обыкновенное горе, например смерть пожилых родителей, принимают смерть, что позволяет им передать какую-то толику принятия другим женщинам, переживающим более резкую утрату, например потерю ребенка или молодого мужа. Более интенсивное горе, так сказать, усмиряется реалистичным взглядом на мир большого числа людей. Этот пример хорошо показывает, как эмбодимент порождается общинной жизнью и питает ее.

Горе: норма или болезнь?

Этот греческий пример отражает предыдущую дискуссию о социальной дистанции у скорбящих, а также ставит вопрос «нормальности» применительно к горю. Здесь социологические представления о родственной дистанции неизбежно связаны с психологическими аспектами эмоций. Принимая во внимание взаимосвязь социальных и психологических моментов, обратимся к конкретному аспекту горя, который можно назвать «медицинской моделью». Здесь горе рассматривается скорее как болезнь, а не как изменение социального или религиозного статуса. Для начала рассмотрим идею нормальности, хотя это понятие может показаться странным применительно к утрате, учитывая присутствующее в ней предположение, что в жизни существует какой-то образцовый путь, от которого скорбящие отклоняются и к которому со временем возвращаются.

Во многих отношениях эта точка зрения сравнивает горе с болезнью, подразумевая, что, когда кто-то умирает, родственники в некотором смысле становятся больными. Они «ранены», и заживление этой раны занимает некоторое время. Эта медицинская модель болезни, как ее можно назвать, имеет много уровней значения. В современных обществах смерть часто случается в больнице после периода болезни, требующей госпитализации. Хотя этот факт нечасто обсуждается, он сам по себе может привести к тому, что больница станет ассоциироваться со смертельным исходом и с идеей неизлечимой болезни.

Но вместе с тем смерть часто называют «шоком». Даже после продолжительной болезни родственники нередко говорят, что само событие и его последствия застали их врасплох. Этот элемент неожиданности можно легко анализировать с точки зрения медицины, поскольку во многих западных обществах наиболее драматические изменения настроения чаще интерпретируются с медицинской точки зрения, чем с богословской, социологической или философской.

Популярная фраза, в которой отражена эта же модель, гласит: «время лечит». Чтобы увидеть, насколько популярна эта идея, мы задавали в уже упомянутом опросе в Ноттингемшире вопрос, считают ли респонденты, опираясь на свой опыт, что эта фраза правдива. Для подавляющего большинства, около 79 % респондентов, это действительно так, а для 11 % нет. Для них аспекты их утраты оставались значимыми и в дальнейшей жизни. Около 10 % не дали никаких комментариев по этому вопросу. Интересно, что те, кто не считал, что время лечит, формулировали ответы так же, что и те, кто в основном соглашался с этой популярной мыслью, но уделяли гораздо больше внимания памяти. Многие соглашались, что время лечит, но также подчеркивали значение воспоминаний, которые могут быть или не быть болезненными. Характер воспоминаний определяло согласие или несогласие с тем, что время может лечить. Мужья, потерявшие жен, казались особенно вовлечены в воспоминания, но выяснилось, что в нашей небольшой выборке утрата у всех респондентов произошла в течение предыдущих двух лет.

Следующие цитаты отчасти отражают этот опыт, многими узнаваемый, когда речь заходит о памяти и времени:

«Сейчас это чувствуется не так сильно, но потеря остается с вами».

«Да, время в чем-то лечит, начинаешь видеть все в перспективе, но скучать по умершему не перестаешь».

«Время не лечит, но сейчас боль не так сильна» (через два года после смерти мужа). «Да, но это все еще свежо в моей памяти» (тринадцать лет после смерти сестры).