Смерть, ритуал и вера. Риторика погребальных обрядов

В индийских, китайских и японских примерах факт происхождения и наследования имеет большое культурное значение, транслируя глубокое уважение, испытываемое к предкам. Схожие процессы с идентичностями предков можно обнаружить на Мадагаскаре, где мертвые превращаются в предков, связанных с живыми посредством продолжающихся периодических контактов, как подробно описано в исследовании Мориса Блоха[398]

, которое здесь можно лишь кратко обрисовать. Сразу после смерти тела хоронят во временных земляных могилах, а через некоторое время переносят в могилу, находящуюся в ведении группы, к которой умерший принадлежал и делал финансовые вклады в течение своей жизни. Эти гробницы предков являются очень сложными сооружениями, часть которых находится под землей, а часть — на поверхности. В определенное время к этим гробницам выкапывались ступени, запертая дверь открывалась, давая живым родственникам доступ к камере с полками, на которых лежат завернутые тела умерших членов семьи. Их вынимали из гробницы, перематывали в новую ткань и устраивали нечто вроде танца, при котором эти останки-скелеты можно было подбрасывать в воздух и ронять на пол. Они как бы «дробятся в процессе перезахоронения, чтобы стать безличной массой предков»[399]

. После этого они возвращаются в гробницу вместе с телами относительно недавно умерших, которые были доставлены на землю предков и в гробницу из других частей острова. Исконная территория очень важна для народа мерина, символизируя их идентичность, что тем более важно, когда они живут и работают вдали от этого места. В самом буквальном смысле эти люди возвращаются в могилу своих предков и на родовую землю, поскольку по мере того, как их тело разлагается и перемещается с верхних на нижние полки гробницы, оно превращается в прах и землю этой территории.

Обряды смерти у цыган

Описанная ситуация в корне отличается от той, которую можно наблюдать у цыган, традиционный образ жизни которых был кочевым, с идентичностью, подразумевавшей перемещение с места на место, и с движением, противопоставленным оседлому образу жизни не-цыган. В метафорическом смысле смерть и погребение цыгана знаменует собой странное изменение, поскольку, вместо того чтобы перемещаться как живой, мертвый цыган останавливается в могиле, противопоставленной движущемуся каравану — она больше похожа на постоянный дом не-цыган. Окели интерпретирует цыганские обряды смерти, утверждая, что в смерти цыган становится похож на не-цыгана, что предполагает своего рода символическая перевернутость, выражающаяся в том, как труп одевают в вывернутую одежду[400]

. В момент смерти цыганская идентичность также выворачивается наизнанку. Это полная противоположность мадагаскарскому кейсу, в котором мертвое тело становится более тесно связанным с землей при смерти, чем когда-либо при жизни. После смерти мадагаскарский мигрант возвращается домой, на территорию предков и к своей истинной идентичности, в которой мертвые становятся одним целым с самой землей своих родственников; здесь смерть объединяет группу родства.

Напротив, отношение британских цыган к смерти и погребению носит отрицательный характер и разделяет живых и мертвых. Цыгане часто делят мир на вещи, которые ритуально положительны, и вещи, которые в символическом смысле являются нечистыми. Смерть и похороны относятся к категории нечистых вещей. Цыгане предпочитают, чтобы смерть происходила в больницах, принадлежащих не-цыганам, которых они называют горгио, веря, что ритуальная нечистота смерти может перейти на горгио. Подобным образом цыгане относятся к родам, которые тоже считаются нечистым процессом, и предпочитают роды в больнице. Мертвое тело одевается в одежду, вывернутую наизнанку, и отправляется в последний путь в церковь, где после христианской панихиды захоранивается. Члены семьи участвуют в драматических публичных выражениях горя в зависимости от близости их родственных отношений с умершим человеком. Чем ближе к мертвым, тем драматичнее представление. В конце концов над могилой ставят надгробие.