Смерть считать недействительной

И все-таки мысль о выручке не покидала нас. К осажденному танку вызвались отправиться трое автоматчиков. Шел четвертый день осады. Командир бригады разрешил им вылазку. В это время уже и пушка митрофановская смолкла, и пулеметы…

Но едва автоматчики уползли вперед, как к нашему переднему краю приполз обожженный Бовт. Узнав, что на помощь его экипажу только что отправились трое солдат, он заволновался:

— Поздно, товарищи! Сейчас же нагоните ребят!

Кто сидел в это время на НП — встал, кто курил — перестал курить…

Автоматчиков удалось догнать.

Бовт попросил пить. Губы его были черны, как порох. Ему принесли котелок воды — «самой холодной», как он просил. Он выпил его весь. Пил он, закинув голову. В горле безостановочно, как поршень, ходил кадык, вода лилась мимо углов рта на подбородок.

Отдышавшись, он рассказал нам повесть осады.

Незадолго до атаки командирское место в машине занял заместитель командира роты старший лейтенант Митрофанов. Пашинин — командир танка — перебрался к орудию. Еще в танке находились Бовт, механик-водитель Хайбуллин и младший механик-водитель Котолонский. Весь экипаж был комсомольским.

В атаку танк ринулся по общему сигналу. Перед Митрофановым, чуть ниже его и упираясь плечами в его колени, сидел водитель — Хайбуллин. Митрофанов, наметанным глазом выискивая проход среди бесчисленного количества мин, расставленных неприятелем по дороге, беспрерывно нажимал то на правое, то на левое плечо Хайбуллина, и машина послушно виляла.

Однажды Хайбуллин особенно виртуозно провел машину. Митрофанов крикнул ему:

— Силён!

Хайбуллин не разобрал из-за шума мотора, что сказал ему старший лейтенант, но, повернув на мгновение лицо, увидел улыбку и довольный огонек в глазах Митрофанова и без слов рассмеялся в ответ.

Танк шел отлично. Он обогнал все остальные машины роты. Вот уже достиг вражеских траншей. Гитлеровцы забегали по ходам сообщения. Митрофанов попробовал докричаться до Хайбуллина, чтобы тот пустил танк вдоль траншеи, а не перемахивал через нее, но докричаться было невозможно.

Впрочем, Хайбуллин сам сообразил, что делать, и тяжелый КВ принялся утюжить ход сообщения. Бовт сосредоточенно бил из пулемета. Наверху, в башне, Пашинин в упор расстреливал дзоты из пушки. Котолонский еле успевал заряжать.

Один дзот; все-таки не смолкал. Тогда Митрофанов направил машину на него. Хайбуллин прибавил газу, танк рванулся, круто полез вверх. Что-то под ним затрещало. Водитель развернул КВ на месте — так давят каблуком клопа. Машина начала оседать, но в этот момент Хайбуллин снова дал газ, и она выкарабкалась из образовавшейся ямы. Дзота больше не существовало…

Танк прошел передний край противника насквозь, но пехота, шедшая следом, отстала.

Наступала ночь. Пора было поворачивать обратно. И вдруг под танком взорвалась мина…

Стремительные клинки красного огня из дул орудий вспарывали края неба, прожекторы линовали темноту линейками синевато-стального цвета, ослепительные белые ракеты на парашютах висели в вышине и долго излучали мертвящий свет.

В танке воцарилась тишина. Только мотор продолжал работать. Хайбуллин отер пот со лба, устало отвалился на спинку сиденья и сказал насмешливо:

— Вот и приехали.

— Ну, это как сказать! — немедленно возразил ему Митрофанов и полез через верхний люк посмотреть, что случилось.

Но не успел он откинуть крышку люка, как в нее ударили разрывные пули; каждая — дважды: туп-туп. Танк был окружен.

Лишь перед рассветом удалось на несколько минут вылезть наружу, осмотреть повреждение. Лопнули гусеницы. Починить их под огнем было невозможно.

Вернувшись из этой разведки, Митрофанов включил электрическую лампочку, достал блокнот и что-то не спеша записал.

— Внимание! — обратился он к экипажу. — Пока есть свободное время, подведем итоги. Ввиду того что газеты сегодня — временно! — не получены, сводка со всех фронтов Отечественной войны ограничивается данными по одной машине — старшего лейтенанта Митрофанова. А у этого танка дела такие: дзотов уничтожено четыре, минометная батарея — одна, орудий — пять, пехотинцев — свыше роты. Из-за неисправности ходовой части танк временно превращен в стационарную крепость и продолжает нормальный огневой бой. Вопросы имеются?

Митрофанов ослепительно улыбнулся. Под лихими усиками блеснули ровные великолепные зубы.

Вопросов не оказалось.

— Тогда сам дополню. На случай если противнику все-таки удастся поджечь нас, мы роем под танком окоп. Понадобится — будем продолжать отбиваться оттуда. Ясно?

Через аварийный люк танкисты спустились под машину. Окоп рыли лопатками, ножами, топорами — всем, что только годилось для рытья. Трудно было с выброской земли: высунуться наружу означало немедленно получить пулю в лоб (пробовали высовывать лопату — пули пробивали ее тут же). Пришлось утрамбовывать землю под днищем машины. Много земли втащили внутрь танка.

Гитлеровцы, заметив под танком непонятное движение, усилили огонь.

Внутри танка, когда он задраен и не на ходу, тишина стоит исключительная. В ней особенно звонко отдаются удары снарядов о броню. Но пробить броню обычный снаряд бессилен.