Смерть титана. В.И. Ленин

Я не терял времени даром, быстро оглядывался, стараясь сделать как можно больший задел. Я не собирался сдаваться, хотя стоял лишь у самого начала трехлетнего пути. Три этих года надо было превратить в годы сосредоточенной работы и ни в коем случае не опуститься. Мы в своем сознании немножко переоцениваем свои возможности. Был план-максимум и план-минимум. В план-максимум входили и иностранные языки, и изучение философии, и окончание работы над «Развитием капитализма», и стояла задача во что бы то ни стало не потерять связи со столичными издательствами и журналами, продолжить деятельность политического писателя, было еще и страстное желание попытаться материально жить без помощи матери, самостоятельно. А как мог интеллигент в мое время, да еще оторванный от центра, печати и издательств, жить самостоятельно? Только употребив на сиюминутную пользу перо и знания. Писать и переводить.

В Красноярске передо мной стояло лишь несколько локальных, местных задач. Здесь находилась знаменитая библиотека купца-собирателя Юдина, и надо было, памятуя о не до конца собранном материале к «Развитию капитализма», библиотеку эту до дна, до последней возможности выжать. В ней было почти 80 тысяч книг и особенно много старопечатных и рукописных, социологии было значительно меньше. Сожалею, что через два десятка лет Россию лишили этой библиотеки. Зато она стала ядром русского собрания библиотеки американского Конгресса. Пусть янки изучают своего западного соседа, это им будет полезно.

Я ходил в библиотеку, пока жил в городе, ежедневно. Она находилась в двух верстах от окраины и приблизительно в двух с половиной от дома, где я поселился и где имел полный пансион, — я всегда стремился не связывать себя домашними хлопотами, отнимающими уйму времени, и, пожалуй, мало что умел делать сам из бытового, хозяйственного, — итак, две с половиной версты я шел в одну сторону, а всего нахаживал в день по пять с лишним, и это мне нравилось.

Я твердо знал, что все недостающее — книги, дополнительные статистические материалы — мне придется гнать из Петербурга и Москвы. Но теперь уже из Красноярска, как прежде из тюрьмы, слал родным списки книг, которые необходимы были мне для работы. Надо было по возможности отодвинуть мой отъезд к еще неизвестному месту ссылки — раз, дождаться моих несчастных товарищей — два. Необходимо по возможности оставаться в пределах или досягаемости Красноярска.

Наконец в начале апреля пришел эшелон с ссыльными. Можно было считать большой ссыльный тракт открытым. Жандармы не ожидали, что вагон с арестантами кто-нибудь из местных обывателей станет встречать. Но об этом мы договорились еще на воле. Я встречал наших товарищей вместе с сестрой Глеба Кржижановского А. М. Розенберг, которая последовала в ссылку за своим женихом В. В. Старковым. Вот после этого и говори, что литература не влияет на жизнь. Я имею в виду поэму моего любимого Некрасова. Опять «декабристы», и опять верные жены и невесты! В переписке с родственниками и домашними мы обычно называли ее Schwester — сестра.

Подошел поезд, я увидел знакомые лица. В этой партии были мои ближайшие товарищи по «Союзу борьбы»: Г. М. Кржижановский, Ю. О. Цедербаум, А. А. Ванеев, В. В. Старков. Мы замахали руками, а товарищи в свою очередь увидели нас. Теперь представим себе чувства двух молодых людей, жениха и невесты, после длительной разлуки увидевших друг друга. Ссыльные принялись опускать оконные рамы, зазвучали вопросы, потянулись руки. Конвойные стали оттаскивать их от окон. И весь этот бедлам практически возник из-за нас двоих. А из-за того, что этап «пробный», на перроне стоит губернское начальство. Действительно, момент чрезвычайно торжественный: пришел первый вагон с ссыльными, открытие. Думали, когда строили железную дорогу, об экономике, а получили еще и политику.

Стоят, одним словом, губернские власти, ждут рапорта. Поездное жандармское начальство — а на этот раз этап лично сопровождал некий толстый полковник, начальник сибирских команд — пытается в этой суматохе рапортовать. А мои товарищи будто бы все просто ждали подходящего момента, чтобы проявить свое неповиновение, хотя бы в такой форме выразить протест. Гам и величайший переполох. Жандармы уже достали шашки и в который раз пытаются оттащить ссыльных от окон — и ничего не могут сделать. Но вот спохватываются, результата можно добиться и другим путем, хватают меня буквально за шиворот, как главный объект общественного возбуждения, хватают Schwester и куда-то, в какой-то чулан оттаскивают, порядок на некоторое время восстанавливается. К счастью, нас почти сразу же и выпустили.