Смерть титана. В.И. Ленин

И вот здесь основное, что меня взволновало в статьях Кривенко и прочих российских яснолобых либералов. (Помню, акцентируя читательское внимание в определенных местах, я энергично орудовал типографскими отбивками и шрифтами.) Разработанные и пропагандируемые ими теории являются, безусловно, реакционными, поскольку они подаются в качестве социалистических теорий. Социалисты должны решительно и окончательно разорвать со всеми мещанскими идеями и теориями — вот главный и полезный урок, который должен быть извлечен из этого похода прессы против социал-демократов.

И еще один чрезвычайно актуальный момент. Банальное вырождение народничества в посредственную теорию мелкобуржуазного радикализма — об этом как раз и свидетельствуют «друзья народа» с их рассуждениями о наделах, о льготных кредитах, о других «послаблениях». Все это показывает нам, какую ошибку делают те, кто несет рабочим идею борьбы с абсолютизмом, не разъясняя им подробно и наглядно антагонистического характера российских общественных отношений. Почему тогда, казалось бы вне бытовой логики, за политическую свободу стоят и идеологи буржуазии? А ведь все очень просто: ей, буржуазии, эта политическая свобода даст возможность еще круче эксплуатировать все тех же рабочих.

Конечно, в переложении через много лет все это звучит довольно бледно. Невольно уходит масса деталей, таких актуальных в то время, когда книга писалась. Разве кого-нибудь сейчас удивит факт повсеместного расслоения крестьянства? А нарождение в нем класса буржуазии? Но тогда эти вполне очевидные вещи надо было доказывать с цифрами в руках, выкладками и подсчетами. Надо было ломать сопротивление, в том числе и сопротивление так называемых социалистов, у которых из-за недостаточной теоретической подготовки еще возникали удобные мелкобуржуазные иллюзии. Потом все это будет повторяться неоднократно на разных уровнях и в разное время. Сколько бедствий русской жизни принесет низкая теоретическая образованность наших русских вождей!

И, наверное, последнее в этой главе. Довольно рано я ощутил себя не просто рядовым революционером-исполнителем. Если говорить о последних, об исполнителях, то это самые счастливые люди. Сколько внутренней гармонии в их жизни. Сколько, наверное, счастья, без рефлексий, с полной уверенностью в правоте своих поступков, в необходимости риска, лишений, трудностей испытали они, перевозя чемоданы с двойным дном, расклеивая листовки и встречая на явках товарищей. Сколько получили внутреннего глубокого удовлетворения. Я хорошо помню вереницу этих товарищей. Бабушкин, Шелгунов, Воинов, разве не такой была и Надежда Константиновна, способная просидеть ночь, чтобы в срок, к утру, «к транспорту» зашифровать письмо? Мне, повторяю, не было это дано, хотя я все это умел. От народовольцев, как все мои товарищи считали, а на самом деле от жизненной логики ко мне пришли знания правил конспирации (я их часто сам придумывал или высчитывал), умение уйти от филера и распознать шпика. Но вместе с рано пришедшим чувством вожатого, руководителя, вселились в душу и постоянное беспокойство за общее дело, а с ним и привычка охватывать процессы в их совокупности, возникло понимание по возможности избегать мелочной работы, излишней, способной повредить делу опасности, возникла необходимость беречь и копить свой духовный мир для серьезной теоретической деятельности. Это не означало, что с юности я был лишен лихих намерений молодого революционера рисковать и действовать, хотя, надо сказать, первой революционной кличкой у меня оказалась кличка Старик. Довольно точно было подмечено. Но тем не менее я все это, как мы говорили в гимназии, проходил.

Все было: марксистские кружки в Самаре, кружки в Петербурге, листовки, нелегальная литература, встречи и индивидуальные разговоры с рабочими, будоражащие молодую марксистскую общественность рефераты, вечерние рабочие школы, листовки. Понимание, что существующий мир не вечен, он обречен и его надо подтолкнуть к славной кончине. Как это все шлифовало характер и убыстряло ток крови!