Смерть в белом галстуке

— Дорогая моя! — завопила трубка. — Как я рада! Я так жаждала, так жаждала поговорить с вами, ведь уж вы-то, конечно, можете нам столько всего порассказать. Я всегда говорила себе, что какая жалость, что ваш привлекательный сынок подался в полицейские, но что же вы хотите, они, разумеется, чувствовали себя до ужаса скверно, находясь все время в одном и том же положении, все, что они были в состоянии сделать, это двигать рукой и внутренними органами, а это такие перегрузки, сэр Дэниел говорит мне, что перегрузки — причина половины всех женских заболеваний, хотя сама-то я убеждена, что в своей практике он с этим не встречался. И уж в деле с премьер-министром все должны быть освобождены от подозрений.

Леди Аллейн вопросительно посмотрела на сына, который кивнул ей в знак того, что понимает этот удивительный словесный водопад.

— Да, Люси, — пробормотала леди Аллейн.

— Перехожу к этому невероятному несчастью, — продолжала телефонная трубка сквозь треск и шум. — Это просто чудовищно! А вы знаете, что он должен был сегодня вечером обедать у меня? Я отправила прочь брата, потому что никогда не свыклась бы с мыслью, что только милостью Божьей у меня сидит Банчи Госпел. Но, наверное, пути Господни и впрямь непостижимы, ибо, когда я увидела, как он спускается по лестнице, что-то бормоча про себя, у меня мелькнула мысль, что спускается-то он в могилу. Я ни-ког-да не прощу себе, что не предложила ему подвезти его, я ведь направлялась к премьер-министру, он так болен, и я вполне могла бы это сделать.

— Люси, с какой стати вы все время приплетаете к этой истории премьер-министра? — спросила леди Аллейн. Она прикрыла ладонью трубку и сердито добавила: — Но, Родерик, я хочу это знать!

— Хорошо-хорошо, — сказал Аллейн. — Это отговорка Дэйвидсона… Слушай, слушай, дорогая, она же говорит тебе!

— …я не в состоянии, Элен, описать агонию, — квакал тем временем телефон, — я думала, мне будет плохо. Я чувствовала, что должна показаться сэру Дэниелу, не теряя времени, поэтому я наказала шоферу отыскать его, потому что, уверяю вас, я чувствовала себя слишком плохо, чтобы отличить одного человека от другого. Затем я увидела, как он выходит из дверей. «Сэр Дэниел, сэр Дэниел!» Но он не слышал меня, и все, конечно, пропало бы, если бы не один из лакеев, который увидел, как я расстроена, и не обратил бы на меня внимание сэра Дэниела. Он пересек улицу, и, Элен, не скрою от вас, как старая пациентка, я была чрезвычайно разочарована, но, когда страна в таком положении, кто-то должен идти на жертвы. Он был необыкновенно взволнован. Премьер-министр ужасно жаловался. Только, Элен, никому об этом не рассказывайте. Я знаю, на вас можно положиться, но, если это куда-то просочится, сэр Дэниел, несомненно, будет серьезно скомпрометирован. В этих условиях мне ничего не остается, как молчаливо нести свой крест, и пока он окончательно не сбежал, я решила отвезти его на Даунинг-стрит.[41] Но к тому времени как мой болван шофер завел машину, было, конечно, уже слишком поздно. Сэр Дэниел, несомненно, отправился на ближайшую стоянку такси, и хотя я звонила, чтобы поделикатнее расспросить его, у него постоянно было занято, так что остается ожидать худшего.

— Безумная! — заметила леди Аллейн своему сыну.

— …не могу передать вам, как все это расстроило меня, но, Элен, я полагаю, что сознаю свой долг, и, вспомнив, что ваш мальчик был констеблем, я сказала себе, что он мог бы проследить за этим необыкновенным человеком, о котором я твердо убеждена, что он и есть убийца. Ибо как еще все это можно объяснить?

— Сэр Дэниел Дэйвидсон? — воскликнула леди Аллейн.

— Боже правый! Элен, вы с ума сошли! Ради бога, попросите вашего сына навестить меня, чтобы не было ошибки. Как это мог быть мой бедный сэр Дэниел, который уже направлялся тогда на Даунинг-стрит? Свое ужасное состояние в тот момент я приписываю шоку, который я тогда испытала. Помните ли вы пьесу, которая называлась «Лицо в окне»? Все происшедшее мне напомнило ее. Уверяю вас, я громко вскрикнула — мой шофер может это подтвердить. Плоский белый нос, совершенно чудовищные усы — такое впечатление, будто к оконному стеклу приклеился волосатый монстр. У него вращались глаза. Я только прикрыла свои жемчуга. «Убирайтесь!» — закричала я. Шофер мой, круглый болван, ничего не заметил, а когда выглянул, это уже исчезло.

Аллейн сунул матери под нос листок бумаги, на котором было написано: «Спроси ее, кто это был».

— Люси, вы имеете представление, кто это был? — спросила леди Аллейн.

— Тут нет никаких сомнений, Элен, как бы я себя ни чувствовала, и мне бы никогда не пришло в голову то, что вам. Чего только не бывает! Газеты просто кишат этими ужасающими происшествиями. А этот Любопытный Том из Пекэма… Хотя, как он ухитрялся приходить туда каждую ночь с Хэлкин-стрит…

Аллейн издал сдавленный крик.

— С Хэлкин-стрит? — переспросила леди Аллейн.