Смерть в Берлине. От Веймарской республики до разделенной Германии

Я должна была завернуть ее в одеяло, но не должна была присутствовать при опускании ее в могилу. У гробовщика был гроб, дно которого открывалось, чтобы тело упало в могилу. Нет, так не могло быть – моя мать, работавшая только ради детей, должна была быть похоронена вот так? У меня было всего 600 марок; я пошла к знакомому мебельщику на Ландсбергерштрассе. Он сделал мне дубовый гроб из шкафа. … пока я шла по Розенталерштрассе и Брюнненштрассе, меня все время спрашивали, есть ли в гробу труп. Когда я говорила, что нет, люди предлагали мне впятеро больше той суммы, которую я заплатила. Но гроб был для моей матери461.

Такие отчаянные меры говорят о глубокой символической важности гроба. Если следование обычаям смерти и надлежащего погребения способствовало социальному единству и, возможно, символизировало немецкое культурное наследие и самобытность, то отсутствие гробов предвещало упадок почти столь же ужасный, как распад нацистского государства и оккупация города неприятельской армией. В Берлине 1945 г. гробы были чем-то большим, нежели просто деревянные ящики. Они выражали самый порядок социума, его основы и его самопонимание.

Реакции берлинцев на нарушение обычных практик погребения указывают и на еще большие страхи. В марте журналист Кроника встретил группу женщин в рабочем районе Нойкёльн, которые заявили, что в Баумшуленвегском крематории неподобающе обращались с умершими. Во время похорон предъявили гроб, в котором якобы находилось тело, однако женщины утверждали, что на самом деле тело отсутствовало. Как сказал знакомый Кронике пастор, это был просто Paradesarg

, или «демонстрационный гроб». Затем, по завершении службы, женщины заявили, что тела были «сожжены en gros [фр. букв. оптом], без гробов и без какой-либо церемонии». Женщины связывали неправильное обращение с мертвыми с упадком понятий о человеческой ценности: «Если живые больше ничего не стоят, то с какой стати важные шишки будут лучше поступать с мертвыми?» Другая женщина восклицала: «Что-то нужно делать, всему есть предел, в конце концов. Мы не должны это спокойно терпеть!»462

Правду или неправду пересказывали женщины о кремации в Баумшуленвеге (Кроника, очевидно, считал, что правду), для них неподобающее обращение с мертвыми стало, что называется, последней каплей. Многое могло с годами настроить берлинцев против нацистского режима: массовая гибель в ходе воздушной войны, уничтожение города бомбами, смерть миллионов солдат, травля и истребление еврейского населения города, нехватка материальных ресурсов, отсутствие личной безопасности, – но именно ощущение неправильного обращения с мертвыми и неуважение в виде «демонстрационных гробов» раздражало людей так, как мало что другое.

Несмотря на заявленное намерение Центрального похоронного ведомства сохранять благочестие и не держать трупы на виду, дела шли все хуже463. В конце марта похоронные власти распорядились, чтобы тела не доставляли на кремацию в Баумшуленвег вплоть до 5 апреля, поскольку там дожидались ликвидации уже более пятисот трупов464. Тела также стали скапливаться на многочисленных Leichensammelstellen

во внутренних частях города, превышая возможности по их захоронению. Харбауэр назвал вывоз трупов из города на кладбище за его пределами «делом чести» (Ehrensache)465, что еще раз продемонстрировало: обращение с мертвыми было как делом здравоохранения, так и делом принципа.

Но предпринятые городом чрезвычайные меры по захоронению нарушали не только социальные и моральные табу. Начиная с 6 марта 1945 г. представители Центрального похоронного ведомства начали убеждать смотрителей конфессиональных кладбищ придерживаться мер по рационализации погребения, «невзирая на [церковные] положения об обратном»466

. Некоторые священники восприняли это требование как серьезное нарушение. Представитель берлинского епископа (bisch"ofliches Ordinariat) специально просил, чтобы конфессиональная принадлежность покойного учитывалась при погребении на католических кладбищах467, однако в конечном счете церкви были вынуждены открыть доступ на свои кладбища для любых необходимых захоронений468. Хотя и протестантская, и католическая церкви согласились с этими мерами, они воспринимали их как «мощное наступление на церковные права» и надеялись, что впоследствии их отменят469.