Смерть в Берлине. От Веймарской республики до разделенной Германии

Утром я отправился вместе с Г., Куртом М. и Б. на церковное кладбище на Берлинерштрассе. Рядом с могилой его тестя мы выкопали могилу для Л. Как и повсюду, здесь тоже была масса признаков разрушения. Кладбище было наполнено самыми разными транспортными средствами. Огромное число лошадей стояло на тропинках и между захоронениями; кругом лежали солома, сено и овес. Неподалеку от могилы, где мы работали своими лопатами, хрипел граммофон и русские солдаты с возбужденными лицами делили свою добычу. Над разрушенными стенами, поваленными надгробиями и сломанными деревьями приветливо светило и пригревало солнце. Это была картина, достойная кисти художника. В 3 часа были похороны. К маленькой повозке С. мы крепко привязали гроб, прикрепили к нему несколько цветков, толкнули тележку, и Л. отправился в свое последнее путешествие. В сопровождении довольно большой свиты скорбящих мы пошли мимо руин и воронок от гранат на Хобрехтштрассе, к кладбищу. Погребение прошло неплохо. Ни оратора, ни пастора, просто друг семьи сказал несколько слов. Когда все было сказано и сделано, мы поспешили зарыть могилу, потому что нам еще нужно было выкопать яму, чтобы похоронить старуху из соседнего дома. Б., Курт М. и я приступили к работе и едва успели кончить, когда прибыли люди с их скорбным грузом. Никогда не видел таких бедных похорон. В жалком решетчатом ящике без крышки лежала старая женщина, чье тело было накрыто мешком. Мы похоронили ее в полном молчании [in aller stille

]475

.

Рис. 3.3. Две женщины везут гроб по улицам Берлина, 1945 г. В последние недели войны и еще некоторое время после ее окончания берлинцы были вынуждены сами хоронить своих близких, а часто и делать либо где-то добывать собственные гробы. С разрешения Verlag Willmuth Arenh"ovel

.

Контраст между двумя похоронами, свидетелем которых был Гюго Б., поучителен в своих деталях. Чувство пристойности автора описания задело зрелище похорон старой женщины в решетчатом ящике, накрытую мешком. Зато погребение Л. прошло как следует: он был предан земле рядом со своим родственником, в присутствии достаточной группы скорбящих, с цветами на гробе и с речью, произнесенной другом. Видимо, неслучайно Гюго Б. вспоминал и описывал погребения в терминах контраста: «теплое и приветливое солнце» он противопоставляет «возбужденным лицам» русских солдат, «делящих свою добычу», «поваленным надгробиям и сломанным деревьям». Более того, он говорит, что ритуалы смерти, отвечающие чувству правильной практики, были необходимы, в противном случае возникает моральный дискомфорт («никогда не видел таких бедных похорон»).

В Берлине 1945 г. забота об умерших выражалась словом и делом: могилы обозначали с помощью растений, камней или цветов, там хранили тишину и серьезность, у края могилы собирались друзья и родственники со словами утешения. Отсутствие этих социальных ритуалов было «неправильно» и вызывало тревогу, как отметила в дневнике Аннелиза Хевиг, описывая похороны знакомого: