Комары – это кошмар. Забавно, прошлым летом, когда он сидел здесь с Мэри, они совершенно его не тревожили, а теперь, когда их не отпугивал дым сигарет, они его окружили, гудели в лихорадочном возбуждении от появления теплой плоти, покрытой потом дня, с горячей кровью в раздувшихся от жары венах. Мэтт прихлопывал черные тельца, садившиеся на его запястья и шею. Хотел бы он, чтобы у него сейчас была сигарета.
Он остановился, заметив приближение Мэри. Черт бы побрал этих комаров, сейчас важнее выглядеть и действительно быть собранным, а от хлопков все равно никакого толку.
– Спасибо, что пришла. Я не был в этом уверен, – сказал Мэтт, когда она остановилась, на расстоянии, но так, чтобы они могли друг друга слышать.
– Чего ты хочешь? – спросила она монотонным голосом, более низким, чем до взрыва, словно она постарела лет на двадцать.
– Я слышал, завтра ты будешь давать показания, – сказал он.
Она не ответила. Только посмотрела на него этим взглядом, как у Жанин. – «Это не обсуждается, и точка», а потом повернулась и ушла.
– Мэри, подожди, – ему показалось, что она замедлилась на середине шага, но он моргнул, а она шла дальше. Он побежал за ней. – Мэри, – позвал он еще раз, мягче, и коснулся ее руки. Странно было осознавать, что его пальцы касаются ее кожи, но не чувствуют ее гладкости сквозь лишенные нервов шрамы. Это странное чувство, когда тебя обманывает мозг!
Она остановилась и посмотрела на его руку, вздрогнув не то от отвращения, не то от жалости, а потом отстранилась. Медленно, осторожно, словно его рука в любой момент могла взорваться.
Он хотел протянуть руку, коснуться своим шрамом ее, но отступил.
– Извини.
– За что?
Он открыл рот, но поскольку извиняться нужно было за многое: за записки, за жену, за показания, а более всего – за ее день рождения прошлым летом, слова будто ломанулись к его голосовым связкам и образовали затор. Он прочистил горло.
– Я хочу знать, рассказывала ли ты кому-либо.
Мэри принялась наматывать хвостик на указательный палец. Распускала, наматывала опять.
Мэтт вдохнул густой, туманный воздух. Ощущалось почти как курение.
– Родители. Они знают?
– Что знают?
– Ты понимаешь, – ответил он. У него свело отсутствующий палец, очень некстати, потому что он не мог его потереть.
Мэри сощурилась, словно читая мелкий шрифт на его лице.
– Нет, я никому не рассказывала.
Он осознал, что задержал дыхание. Чувствовал головокружение, слышал гул комаров, меняющийся, как звук проносящихся мимо сирен, переходящий то в высокий визг, то опять в низкое жужжание,
– А Жанин? Она тоже в списке свидетелей. Она будет что-то говорить? – спросила Мэри.
– Она не знает, – покачал головой Мэтт.
Мэри нахмурилась.
– Что значит, не знает. О чем мы сейчас?
– О нас, – ответил Мэтт. – О записках, курении, она ничего не знает. Я ей ничего не говорил.
Лицо Мэри исказилось от горького недоверия, она подошла и отвесила ему пощечину.
– Подлый лжец, – с надрывом произнесла она. Ее голос стал высоким, готовым перейти в крик. – Думаешь, я все забыла из-за комы? Я все помню. Это был самый унизительный момент в моей жизни, когда она обращалась со мной, как с потаскушкой, которая не может оставить ее мужа в покое. Знаешь, я бы пережила, если бы ты перестал со мной видеться. Но зачем подсылать жену?
Мэтт споткнулся. Пощечина от Мэри словно запустила у него в груди сотни мячиков для пинбола, которые теперь сталкивались друг с другом, врезались в ребра, в позвоночник, так что он едва держался на ногах.
– Она… что?
Мэри сделала шаг назад, лицо все еще выражало недоверие, но смягчилось под воздействием искреннего замешательства Мэтта.
– Ты не знал? Но… – она зажмурилась и потерла лицо. Шрам проступил яркой красной полосой на бледной коже, как лава, извивающимся потоком стекающая с горы. – Она сказала, что знает. Сказала, ты все ей рассказал накануне взрыва.
Он моргнул и увидел: их спальня, вечер накануне взрыва, Жанин достает руку из-за спины, в ней последняя записка от Мэри. «Не понимаю, зачем нам что-то обсуждать. Давай просто все забудем.» И вот голос Жанин из-за спины: «Это лежало в шкафу. О чем речь? От кого это?». Он тогда соврал и был уверен, что она купилась. Неужели он ошибался?
– Ну? Так ты рассказывал или нет? – спросила Мэри.
Мэтт сосредоточился на ее лице.
– Она нашла одну из твоих записок, но я сказал, что это от интерна, которая со мной флиртовала, а потом засмущалась. Жанин мне поверила, я уверен. Она больше об этом не заговаривала. Когда она успела с тобой поговорить? Где?
Мэри поднесла волосы ко рту, потом отбросила, те упали за спину.
– Вечером перед взрывом, около восьми. Прямо здесь.
– В восемь? Здесь? Но я же говорил с ней. Я позвонил сказать, что сеанс задерживается, и я приеду поздно. Она не упомянула, что собирается сюда ехать, или о встрече с тобой…
– Она знала о задержке? А она сказала… – голос Мэри затих, рот беззвучно открывался.
– Что? Что она сказала?
Мэри помотала головой, словно собираясь с мыслями.