Смерть в пионерском галстуке

– Что ты имеешь в виду? – недоуменно уставилась на нее инструкторша.

– Ну там в дневнике было написано, что вожатый ушел из лагеря и пропал, – пояснил Рыжий охотно.

Настя с силой втянула воздух, даже ноздри раздулись.

– Опять этот дневник! – выдохнула раздраженно. – Опять вы что-то выдумываете! Хватит уже ерундой страдать. Лучше пойдемте отсюда. Пока вам еще чего не примерещилось.

– Но вот же велик, – ткнул пальцем Рыжий. – Он же не мерещится.

– Да, может, он давно здесь лежит? – возразила инструкторша. – На нем ведь не написано, что он директорский. В деревнях такой наверняка у каждого второго. Уходим! – с напором повторила она, сделала приглашающий жест рукой. – Вперед!

Соне почему-то показалось, что Настя не столько злилась, сколько и правда встревожилась. Потому она и двинулась послушно, вернувшаяся от дома Кошкина – за ней.

– Максим, особое приглашение нужно? Или готовишь новую шуточку?

Рыжий обиженно скривил рот, но тоже направился к проходу.

Когда вернулись в лагерь, остальных там еще не было. Видимо, слишком хорошо оказалось на речке.

– Пойду за ними схожу, – сообщила Настя, – а вы пока костер разведите и воды наберите. – И ушла.

А они скорее ломанулись в корпус. Кошкина спрятала там дневник – среди мусора в кладовке. Достала, стряхнула налипшую грязь и пыль, открыла, нашла нужную страницу:

«17 июня

Синичкина и Митрохин, когда вожатые после отбоя ушли на планерку, слиняли в лес. Наверняка лизаться. Еще один повод показать, что они старше остальных на целый год. Как будто умение целоваться – какое-то особое достижение. Считают, что такие взрослые, а сами просто испугались. Потому что, если их застанут за таким занятием… а-а-а, даже представить страшно.

Вернулись они через час. Перепуганные, грязные и в порванной одежде, словно их драл кто-то. Никита даже не сообразил, что тоже завалился в комнату девочек, реально в шоке был. Сполз по стене, лицо руками закрыл и все никак не мог отдышаться. А Алла залезла на кровать и одеялом с головой укрылась. Все начали спрашивать, что случилось, а они молчали. Так и сидели, пока Степнова за Ксюшей не сбегала.

Ксюша, как зашла, сначала крик подняла: «Что это за ночные похождения? Неужели вам совсем доверять нельзя и оставлять без присмотра? А еще первый отряд, самые старшие!» А они, по-моему, ее даже не слышали. Совсем были в неадеквате. Тогда она разохалась, кое-как стащила с головы Синичкиной одеяло, обняла и стала по спине гладить. Я только тогда поняла, что Алла плачет. Слезы текут, плечи трясутся, и ни единого звука. Как будто она немая. Даже жутко стало. И почему-то холодно. Как той ночью, когда кто-то в наше окно заглядывал. Тоже захотелось под одеяло забраться. Но тут Синичкина заговорила».

Глава 18

Двенадцать лет назад

Ася спрятала дневник под подушку, чтобы никто посторонний нос не сунул, и прислушалась к сбивчивому рассказу Аллы. Та все никак не могла успокоиться, без конца твердила о каком-то жертвоприношении.

Будто они с Никитой наткнулись в лесу на поляну, а на той огромный камень, и какие-то люди в балахонах сначала ходили вокруг него и то ли выкрикивали что-то, то ли пели. А потом привели Сергея, вожатого из второго отряда. Тот выглядел каким-то безропотным и послушно выполнял все, что ему говорили. Встал на колени перед этим камнем…