Смерть в подземке

Вздрогнув, Глеб открыл глаза. В салоне царил разжиженный ночными лампами сумрак, снаружи доносился ровный гул турбин. От закрытого пластиковой шторкой окна слегка сквозило: там, за толстым стеклом, царил вечный ледяной холод верхних слоев атмосферы. «Приснится же такая чертовщина», — украдкой переводя дух, подумал он и натянул повыше сползший на грудь теплый, мягкий плед.

Во сне прямо на него мчался большой черный автомобиль, и заключенная в окружность хромированная трехлучевая звезда на его радиаторе напоминала перекрестие прицела — совсем как в бородатом анекдоте про нового русского, вот только на этот раз смешно почему-то не было — было жутко. «Мерседес» нужно было во что бы то ни стало остановить, и Глеб плавно, как на стрельбище, поднял на уровень глаз пистолет. Но увесистый «стечкин», как это часто случается во сне, вдруг превратился в кривой, скользкий от коричневой гнили сучок, а машина все мчалась прямо на него и все никак не могла домчаться, нагнетая напряжение до самого последнего предела, который может выдержать человеческая психика…

Глеб усмехнулся в полумраке погруженного в мирный сон салона. Его сновидение было просто переработанным, искаженным отчетом о проделанной работе — этакая отрыжка подсознания, под покровом ночи берущего реванш за вынужденное дневное молчание.

Подсознанию было за что мстить своему хозяину. Оно долго кричало об опасности и никак не могло докричаться. То есть отголоски этих панических воплей Глеб слышал почти непрерывно, но, анализируя поступающие в мозг тревожные сигналы при помощи холодной дневной логики, не находил в них рационального начала и потому игнорировал, хотя это становилось все труднее с каждой минутой. Потом звучавшие в его голове сигналы тревоги стали такими оглушительными, что он почти лишился способности воспринимать окружающее. По-прежнему не понимая, где тут зарыта собака, он решил, что Американский континент, спокойно простоявший миллионы лет без Глеба Сиверова, авось как-нибудь протянет без него еще день-другой.

Он гнал как на пожар, уверенный, что спохватился слишком поздно и уже ни за что не успеет, и действительно опоздал. Мобильная связь в деревне Бережки отсутствовала, а презентованный им Федору Филипповичу спутниковый телефон вдруг оказался недоступен. Глеб звонил на этот номер непрерывно, рискуя допустить ошибку на бешеной скорости и разбиться в лепешку, а потом оставил это бесполезное занятие: записанный на пленку бесстрастный голос оператора, раз за разом повторявший одно и то же, не добавлял душевного равновесия.

Вторым и куда более грозным свидетельством его безнадежного, рокового, непоправимого опоздания стала машина — та самая, что привиделась ему во сне на высоте четырех тысяч метров над Атлантикой. Они повстречались на относительно прямом участке лесной дороги, что позволило Глебу вовремя заметить движущийся навстречу автомобиль — угловатый черный внедорожник «мерседес», чья несовременная, непрезентабельная по нынешним меркам наружность пребывала в разительном несоответствии с ценой, ходовыми качествами и непреходящей популярностью этого комфортабельного вездехода.

То, о чем даже не догадывался Андрей Викторович Вышегородцев, давно не было секретом для Глеба Сиверова. Как и генерал Потапчук (да, наверное, и интерполовские двойняшки), он знал о ЧОП «Скорпион» все, что могло иметь хоть какое-то практическое значение. В частности, он знал, кто является настоящим хозяином этой частной силовой структуры, а также, даже разбуженный посреди ночи, мог без труда назвать марки и регистрационные номера всех числящихся за этой шарашкиной конторой автомобилей — как пресловутых «мерседесов», так и более скромных, неприметных легковушек, предназначенных для наружного наблюдения и перемещений по делам, требующим соблюдения конфиденциальности.

Он понял, что едущий ему навстречу черный «мерин» ночует в комфортабельной конюшне «Скорпиона», намного раньше, чем сумел рассмотреть номер. Непонятно было другое: откуда тут взялась эта сколопендра, каким ветром ее сюда занесло? «Скорпион» — это Стрельцов, а Стрельцов мертв и похоронен, так какого дьявола?! Да будь добрейший Петр Кузьмич хоть трижды жив и здоров — как, елки-палки, он мог пронюхать?!

Ответы на эти вопросы можно было получить сотней различных способов. Коль скоро Глеб все равно опоздал, время терпело; кто больше не мог терпеть, так это он сам, и, рванув на себя ручник, Слепой одним резким поворотом руля поставил свою машину поперек дороги, полностью перегородив узкий проезд.

Дальше все было точь-в-точь как во сне, с той лишь разницей, что наяву «стечкин» ни во что не стал превращаться и сработал, как всегда, без осечки. В плоском ветровом стекле мгновенно появилась аккуратная круглая дырка, «мерседес» пьяно вильнул, съехал с дороги и с треском завалился угловатым носом в заросший ольховником кювет.