Смерть в прямом эфире

– В любом случае хотел убрать телевизор в кладовку, – с удовлетворением обозрев результаты своей проделки, кивает Хави, явно не испытывая ни малейшего раскаяния за погром чужой мебели. – Проклятая штуковина никак не выключалась. Я проснулся посреди ночи, а экран мерцает. Жуть.

Вэл испытывает облегчение, что кто-то еще это заметил. Значит, работающие телевизоры ей не почудились и не привиделись в кошмаре. Она переводит взгляд на дом, озаренная идеей.

Не обязательно использовать проигрыватель на своем этаже. Можно подняться на самый верх. Создать буфер между собой и остальными. Нужно только дождаться, пока парни заснут, и не включать звук громко, чтобы никто не услышал.

Вэл говорит, что хочет переодеться, и уходит в дом. Первое побуждение – спрятать секретный дар на шестом этаже. Но она вспоминает предупреждение Хави о постоянном наблюдении и направляется в прежнюю спальню, где намеренно роняет плед рядом с кроватью, используя движение, чтобы сунуть кассету под матрас. Если камер не видно, это еще не значит, что их действительно нет. Нельзя дать возможному соглядатаю подсказку о своих намерениях.

Сменив одежду, Вэл не задерживается в доме. Находиться здесь в одиночестве почти так же страшно, как приближаться к подвалу. Поэтому она торопливо возвращается наружу, снова завернутая в плед с Моной Лизой. К тому времени, как подъезжают Дженни с Маркусом, Хави уже далеко продвинулся в своей затее с розжигом костра.

Якобы «преданная подруга» влетает в дом, даже не посмотрев на Вэл и сразу бросив спутника. Маркус, решив не тратить силы на переодевание, просто швыряет пиджак внутрь и присоединяется к друзьям возле огня. На ферме тоже иногда разводили костер, однако раньше из опасений пробудить травмирующие воспоминания Вэл всегда избегала подобных сборищ. Теперь же она хочет знать всё, но наблюдение за языками пламени не помогает.

Сначала у нее руки чешутся помочь из-за привычки вечно заниматься чем-то в летнем лагере, но Хави явно знает, что делает. Он загораживает растопку, окружая легкогорючими предметами, и потом понемногу добавляет более крупные куски дерева, давая им разгореться как следует.

– Откуда ты знаешь, как разжигать костер? – спрашивает Маркус. – Был бой-скаутом?

Хави невесело смеется.

– Противоположная программа, результат тот же. Я умею разводить огонь, знаю основы первой помощи и способы убедить старших, что мне можно доверять.

Дженни с недовольным видом топает из дома в голубой пижаме и в уггах, останавливается рядом с Вэл и протягивает сэндвич. Той требуется несколько секунд, чтобы понять: еда предназначена ей. И берет этот знак перемирия.

Глядя в костер, Дженни возобновляет разговор, словно и не прерывалась:

– Стюарту была поручена единственная работа – проследить, что моя мать сегодня находится под присмотром. Но, конечно, он не справился. Поручил Эмили сидеть с бабушкой! Одиннадцатилетней девочке! Оставил ее за главную! Так что муж не просто испортил всё торжество, но и нанес травму нашей дочери.

Она бросает взгляд на Вэл, и под бурлящим гневом мелькает умоляющее выражение. Дженни расстроена не из-за произошедшего, а просто расстроена, и это ее способ извиниться. Сэндвич тоже служит примиряющим жестом.

Вэл умирает с голоду после пропущенного ужина и смягчается от этого заботливого поступка. В конце концов, Дженни не виновата в том, какой уродилась ее мать. И, несмотря на принадлежность к сообществу жителей Благодати, всё же вступилась за бывшую подругу, а не осталась в стороне, как прочие, наблюдая издалека. Первой защитила от опасности, первой оттащила обезумевшую мать. Поэтому Вэл подтолкнула соседку плечом.

– Всё в порядке.

– Вовсе нет, – по-прежнему гневно отзывается Дженни. – Стюарт знал, насколько для меня важен сегодняшний вечер, и понимал, что мать его обязательно испортит, однако никак не помешал ей. Будто… будто муж вообще не считает меня личностью. Как и остальные. Я просто мать для дочерей. И даже для своей матери. Другой роли мне не светит, – она вздыхает и наклоняется чуть ближе к Вэл. – Знаю, я слишком сильно давила на вас со всей этой встречей, но только потому, что она важна для меня. Когда мы держались вместе, когда составляли круг друзей на передаче под его руководством, – только тогда я могла побыть просто ребенком.

– Сочувствую, – Вэл обнимает Дженни и, когда та прижимается к подруге и кладет ей голову на плечо, откусывает от сэндвича. – О боже! Вот это вкуснятина!

– Я сама мариную лук. Погодите-ка. А что это мы жжем? Неужели это мебель из дома? – голос Дженни звучит слегка встревоженно.

– В свою защиту скажу, что тумбочки были ужасно уродливыми, – отзывается Хави. – Они так и напрашивались, чтобы их сожгли.

– Ну конечно. Наплевать, – Дженни удивляет всех своим смехом. – Сбегайте тогда и за стульями.

– Для растопки? – недоуменно уточняет Маркус.

– Нет, чтобы сидеть. Мы же не можем стоять всю ночь. И перекусить что-нибудь захватите.

– У меня есть выпивка, – говорит Хави. – Если Айзек ничего не имеет против.

Тот кивает.

– Я в порядке. Пойду помогу принести стулья.