Смерть в прямом эфире

Вэл покидает свое убежище. Единственный источник света – мерцание черного экрана телевизора. Как может что-то настолько темное испускать сияние? Она забирает кассету, подумав, стягивает с кровати покрывало и набрасывает на странное устройство, сразу же почувствовав себя лучше. Потом тихо прокрадывается к лестнице и, помедлив несколько мгновений, выходит на площадку, затаив дыхание.

Единственная польза от вездесущего фонового гудения – оно заглушает любые скрипы ступенек. Вэл быстро поднимается на шестой этаж, остро ощущая собственную уязвимость и нервозность из-за близости подвала. Наверху темно, не считая мерцания от телевизора.

Осталось включить проигрыватель, уменьшить звук и сунуть кассету в приемник.

Экран немедленно оживает, показывая застывшую сцену, и Вэл понимает, что видит…

Себя.

* * *

Красивая девочка с густыми темными волосами и выразительно изогнутыми бровями смотрит прямо в камеру.

Юный Айзек – долговязый, в очках, увеличивающих глаза, – стоит ближе всех к Валентине и смеется над чем-то, что сказала Дженни. Чуть поодаль танцуют точки света, складываясь в фигуру малышки. Сделав пируэт, она обретает четкость, и становится видна одежда: бледно-розовое гимнастическое трико, белые колготки и балетная пачка, похожая на окружающее талию облачко.

– Китти, – говорит Валентина, переводя взгляд на сестру и чуть расслабляясь. – Ты практиковалась?

Малышка совершает еще один оборот, завершая чередой сложных балетных па под пение Маркуса: «Практикуйся, пока не будет всё идеально, или подведешь ты нас капитально».

Но в конце Китти запинается и вздрагивает, украдкой косясь по сторонам со слезами на глазах, словно опасаясь появления чего-то страшного из мрака. Но видны только дети, окруженные абсолютной, непроглядной чернотой.

– Я с-старалась, – заикаясь, выдавливает маленькая балерина, – правда старалась, но…

– Ты прекрасно справился, Маркус. А теперь волшебное представление, – командует Валентина напряженным, непререкаемым тоном.

Юный художник отвешивает эффектный поклон, воздевает руки и взмахивает ими, как дирижер. Съемочная площадка тотчас преображается, трансформируясь в сцену. Красные кулисы с серебристой каймой выглядят примороженными к стене. Доски пола становятся полированными и блестящими. В центр, освещенный лучом прожектора, выходит облаченная во фрак с красной бабочкой Дженни. Она уверенно шагает по сцене, показывая на свою верхнюю губу. Маркус смеется, подбегает и пальцем подрисовывает завитые каштановые усы на лице артистки.

Та расплывается в улыбке и чуть наигранно подкручивает их.

– Вот так-то лучше, – когда остальные начинают хихикать, Дженни откашливается и меряет их суровым взглядом, пока друзья не умолкают. – Сегодня, к вашему удивлению и восторгу, я заставлю мою очаровательную помощницу… – она указывает на Китти, которая по-прежнему красуется в балетной пачке, – …исчезнуть!

– Но я не хочу исчезать, – малышка возмущенно скрещивает руки на груди.

– Не порти представление! – шипит Дженни.

Китти оглядывается на Валентину и, когда та ободряюще кивает, неохотно подходит к артистке во фраке. Она взмахивает рукой, прикасается к голове не слишком довольной помощницы и произносит:

– Абракадабра! – затем раздраженно хмурится и пробует снова: – Ахалай-махалай!

Ничего не происходит.

Дженни топает ногой и бросает негодующий взгляд на Валентину.

– Мне нужен плащ. Как я должна творить волшебство без него?

– Сейчас, – Маркус шагает вперед и поднимает руки.

– Не нарисованный, – качает головой Дженни, – мне нужен настоящий.

– Нет, – отрезает Валентина.

– Нечестно, что только ты руководишь, – покрасневшая артистка повышает голос. – Я тоже имею право хоть иногда командовать! Потому что он любит меня больше.

Айзек кладет ей на плечо ладонь. В отличие от остальных он не играет на публику, не делает широких театральных жестов. Его голос настолько тихий, что едва слышен, и предназначен лишь для Дженни.

– Пожалуйста, успокойся. Ты же не хочешь его вызвать.

– А может, хочу! – кричит она. – Может, я хочу, чтобы он всё время был с нами. Мы даже не голосовали!

– Пожалуйста? – Айзек обращается уже к Валентине. – Им всем нужно больше времени на игры. И Дженни не успокоится, пока не завершит свое волшебное представление.

– Ладно, но только ненадолго, – вздыхает та, протягивает руку в темноту – не за пределы кадра, но рассмотреть всё равно ничего нельзя, – и внезапно на ладони появляется сверкающий отрез черной ткани.

Валентина с серьезным выражением лица подходит к Дженни и набрасывает ей на плечи плащ. Изменения удивляют: артистка тут же выпрямляется, точно становясь выше, иначе держит голову, изгибая брови и вскидывая подбородок, и на этот раз, когда разжимает ладонь, то уже держит традиционную волшебную палочку с белым наконечником. Голос звучит ниже – по-прежнему детский, но сильнее и глубже. Это голос, которым отдают приказы.

«Волшебство я сотворю, Помощницу в воздухе растворю. Магии ты помоги, и ее ты призови. Пока колдую, не смотри, А посчитай: один, два, три!»