Смерть в прямом эфире

– Вы меня нашли! Молодцы! Вы не сдавались, даже когда стало сложно и немного страшно. Иногда так бывает. И именно в такие моменты мы нужны друг другу больше всего. Я горжусь вами! А теперь игра окончена, пора завершать представление.

– Но… – Дженни надувает губы, ее усы обвисают. – Я хотела, чтобы он…

– «Если не справимся все вшестером, Только тогда мы его позовем», – поет Валентина и протягивает руку за плащом, а получив его обратно, улыбается недовольной подруге: – А мы прекрасно справились, верно? Вместе нам по плечу любое задание! А теперь – за уборку!

Дженни подчиняется, снова повеселев. Айзек координирует усилия по наведению порядка, и вскоре всё сверкает чистотой. Не остается ни следа от разрушений, да и сам храм исчезает. Китти допевает последние слова про уборку, и друзья снова оказываются посреди черного пространства.

– Может, позвать его, чтобы он пожелал нам спокойной ночи? – с надеждой предлагает Дженни.

Ее усы пропали, как и у Хави. Дети опять одеты в свои обычные шорты и футболки неоновых оттенков.

– Ты же знаешь, что он приходит только тогда, когда нужно преподать урок. Который нам не нужен, потому что сегодня мы прекрасно справились, – Валентина обнимает Дженни. – Ты прекрасно справилась.

Та кивает. Тогда Вэл передает подругу Маркусу и начинает сворачивать плащ. Он становится меньше, меньше и меньше – таким маленьким, что это само по себе похоже на фокус. Когда ткань помещается на ладони, девочка сжимает кулак и что-то шепчет, а когда снова размыкает пальцы, то плаща уже нет.

Все шестеро облегченно выдыхают и резко обмякают, будто кто-то обрезал держащие их нити. В последнюю секунду перед тем, как экран чернеет, Валентина смотрит прямо в камеру. На этот раз во взгляде не видно беззвучной мольбы – лишь бесконечные усталость и обреченность.

Свет гаснет. Дети исчезают.

Тьма мигает, и они возвращаются, веселые и счастливые. Дженни с Маркусом учат остальных новой игре: хлопать в ладоши в определенном темпе, напевая без запинки мотив про важность делать то, что велено.

Прячься с глаз долой

– Какого хрена, – шепчет Вэл и нажимает на ускоренную перемотку: детские игры, веселье и волшебство вихрем мелькают на экране.

Затем останавливает воспроизведение.

Картинка замирает на моменте, где дети оказываются на нарисованном пляже. Море такое синее, что едва не мерцает, песок – ярко-желтый, пальмы тянутся ввысь прямыми линиями с зелеными зубчатыми листьями наверху. Дженни закопала Китти по горло и теперь сооружает русалочий хвост, пока Валентина, Маркус и Айзек играют в мяч, а Хави крадется позади них с ведром холодной воды.

Это же просто бессмыслица!

Насколько может судить Вэл, перерывов в съемке нет. Только камера ведет запись, каким-то образом перемещаясь и запечатлевая детей с самых невозможных ракурсов и углов. Микрофонов или другого оборудования тоже не видно в кадре. Никто не подбегает к юным актерам, чтобы поправить грим или поменять костюмы. Даже музыки не слышно, если не считать пения самих детей. Это можно было бы объяснить в случае с необработанным материалом, но тут уже наложены спецэффекты. Поразительно хорошие для того времени.

Вэл бросает взгляд на часы и снова чертыхается. Прошло уже семьдесят минут. Разве для одного выпуска это не слишком долго? Тем более без вступительных титров и рекламных вставок. Связной истории тоже нет. История просто разворачивается по мере того, как персонажи играют. Похоже на обычное наблюдение за детьми, если бы только можно было попасть в их воображение. И опять же – какие потрясающие спецэффекты!

Вэл видела не так много передач, но, судя по украдкой подсмотренным на ферме, здесь слишком уж высокий уровень обработки для начала девяностых. Нечто подобное по тем временам было сделать просто… невозможно. Да даже по нынешним временам. По крайней мере, без астрономического бюджета. То, как Маркус рисовал декорации, и они тут же возникали, выглядело не просто органично, а красиво. Роскошно и волшебно.

Вэл откидывается назад, стремясь отстраниться от телевизора. Стекла экрана недостаточно, настолько реальным кажется происходящее по ту сторону.

Настолько реальным оно ощущается.

Если участие в съемках производило такое же ошеломляющее впечатление, неудивительно, что остальные никак не могут забыть то время. Вот только где же сам Господин Волшебник? Он ни разу не появился за весь выпуск. И почему дети из кожи вон лезли, лишь бы не встретиться с персонажем, в честь которого названа передача?

Вэл поражена этим взглядом в прошлое. Не из-за Китти и не из-за вида собственного лица на тридцать лет моложе, с отчаянием повернутого к камере. Остальные никогда не пытались сломать четвертую стену. Но юная Валентина словно умоляла о чем-то. О чем?

«Мы каждый день наблюдали за тобой, – заявила мать. – И видели, что передача действует. Видели, как ты счастлива».

Но теперь, тоже посмотрев запись, Вэл понимает: она вовсе не была счастлива. Уж свое-то лицо ей известно достаточно хорошо.