Смерть в прямом эфире

Вэл кричит так громко, что просыпается: вся в поту, по-прежнему в кровати. Тут же смотрит на ладонь, чтобы оценить степень повреждения, однако… кожа гладкая. Ни следа раздражения и тем более зияющего отверстия, откуда появился плащ. Даже зуд прошел.

Однако в памяти еще свежи надрывные звуки и запахи разложения, остатки которых по-прежнему витают в воздухе. А еще в комнате царит холод. У Вэл начинают стучать зубы, мороз пронизывает вспотевшее тело насквозь.

Можно снова ложиться спать. Притвориться, что это был просто кошмар. Закрыть глаза, закрыть двери, закрыться…

– Нет, – возражает она, не желая больше отгораживаться от правды.

Даже от такой пугающей.

Поэтому медленно перегибается через край постели, чтобы взглянуть на пол. Там нет ничего, кроме уродливого ковра. Но существует еще столько мест, где можно спрятаться: под кроватью, в кладовке, за телевизором. Совсем как в той игре из выпуска передачи. Не исключено, что плащ скрывается где-то в темноте, потому что сделан из того же материала.

– Я схожу с ума, – бормочет Вэл, не до конца веря самой себе.

Вероятно, просмотр записей породил ночной кошмар. Либо видео просто напомнило о тех вещах, от которых она отгораживалась столько времени. Теперь ответы совсем рядом. Ответы о том, что случилось с ней. Что случилось с Китти. Никакой дурной сон не помешает Вэл докопаться до них. Ни сон, ни предательство, ни обман.

Она забирает кассету с шестого этажа, покидает дом, устраивается на пропахшем дымом диване снаружи и ждет появления солнца, которое восстановит реальный мир. При свете дня ей удастся снова обрести контроль.

Тихий голосок на задворках сознания шепчет, что еще утром она почувствует себя в безопасности от плаща.

* * *

Раздается хихиканье и наигранное шиканье в не слишком убедительной попытке утихомирить весельчака. Затем включается свет, открывая взору Хави и Маркуса, которые держатся друг за друга, чтобы не упасть в темноте.

– Есть кто? – театральным шепотом спрашивает первый.

Оба смотрят на экран и с явным удовлетворением отмечают, что тот выключен.

Маркус приближается к стене, слегка пошатываясь.

– Ты видишь где-нибудь пульт? Или достаточно прикоснуться?

Он пристально вглядывается в экран, но сразу отступает, не пытаясь до него дотронуться.

– Я заметил только камеру, – Хави указывает вверх на объектив, направленный прямо на двух непрошеных гостей, после чего бредет вдоль границ пустой белой комнаты, ведя пальцем по стенам. – У меня воображение разыгралось или тут всё правда из камня? Разве не должен подвал быть обшит гипсокартоном?

Попытка оседлать стул проваливается и заканчивается падением на пол. Маркус присоединяется к приятелю. Они сидят рядом, не шевелясь.

– Я надеялся посмотреть записи передачи, – кивает в сторону экрана бывший актер.

– Ведущая тебе сказала, что они остались?

– Ага, – подтверждает Маркус с серьезным и встревоженным выражением лица. – Но я бы предпочел смотреть их не с ней, понимаешь?

Хави понимает. Стискивая зубы и хмурясь, он косится на стену, заполненную сейчас лишь чернотой. Бесконечной, теплой, манящей тьмой, которая не имеет границ.

– Она странная, правда? – вздыхает Маркус.

– Не то слово. Как и любой одержимый нашей передачей, – Хави толкает друга плечом, заставляя рассмеяться.

Они садятся еще теснее. Ни один не говорит о своей сделке с ведущей. Оба согласились вспомнить песню и спеть ее.

Маркус начинает мурлыкать себе под нос, словно не может удержаться, находясь здесь. Либо просто чтобы заглушить вездесущее гудение.

– А что ты на самом деле помнишь? – поспешно вклинивается Хави. – Про последний раз, когда мы образовали круг?

Взгляд собеседника становится пустым, обращается внутрь, отслеживая события прошлого. Затем Маркус вздрагивает, бессознательно кладет ладонь себе на плечо прежде, чем сжать ее в кулак, и лжет:

– Ничего.

– Ясно, – отзывается Хави равнодушным, безжизненным тоном и опускает подбородок на грудь так, чтобы не осталось места для длинных тонких пальцев, которые могли бы поднять голову и напомнить о хорошем поведении. – Да, я тоже, – затем скрещивает ноги.

Маркус делает то же самое. Они сидят на полу, таращась на экран, точно дети в ожидании начала своей любимой передачи.

Ничего не происходит. Еще не время.

– По тебе я скучал сильнее всего, – тихо признается Хави.

Слеза скатывается по той щеке Маркуса, которая не видна собеседнику. Но он не отводит глаза от стены, поэтому невозможно определить, к кому обращены его последние слова: к приятелю или к темной и теплой пустоте, которая мерцает на экране.

Они прижимаются друг к другу и сидят не шевелясь так долго, что датчики движения отключают свет. Мгла обнимает обоих. Из-за границ помещения доносится тихий вздох статических помех, и воцаряется тишина.

Пятнадцать

– Что это?

Вэл разлепляет веки. Во рту пересохло, в висках стучит, глазам больно от яркого света.