— Три года! — назидательно поднял трубку Сталин. — Три года говорильни, объяснений, посланий — и ни одного солдата на обещанном втором фронте. Сколько жизней, сколько русских людей можно было бы спасти, отвлеки союзники хотя бы малую толику немецких сил с Восточного фронта! Да и сейчас против нас сто семьдесят девять дивизий, а там, на Западе, в три раза меньше. И что это за значительные силы русских? Значительные — это сколько? Батальон, полк, дивизия?
Пройдясь по кабинету, Сталин остановился напротив Молотова.
— Русские. Что это за русские? «Власовцы»? О них беспокоятся союзники?
— О них, — кивнул Молотов. — В основном о них.
— О них пусть не беспокоятся. Отношение народа к этим… мерзавцам известно. Их ждет суд. Думаю, что гнев народа выльется в справедливый и суровый приговор. Но вы сказали «в основном». Значит, есть кто-то кроме них? Кого еще смогли завербовать эти отщепенцы?
— Там есть простая рабочая сила. Из концлагерей берут самых сильных, дают дополнительный паек и заставляют укреплять Атлантический вал. Кое-кого направляют и на заводы. Есть сведения, что немцы активно ищут квалифицированных рабочих, инженеров и даже ученых.
— Да? — вскинул бровь Сталин. — Хороший признак. Очень хороший признак! Это значит, что Гитлер выдохся. Все, резервов нет! Раз с заводов снимают рабочих и даже инженеров и направляют их на фронт, значит, он окончательно выдохся. Мы этого не делали даже в сорок первом. Англичанам же ответьте, что Советское правительство не видит особой причины делать рекомендованное ими заявление. Рановато. Пусть сперва переплывут Ла-Манш. А там посмотрим…
— Чрезвычайному и Полномочному послу Великобритании в СССР господину Арчибалду Кларку Керру, — диктует Молотов стенографисту. — Согласно информации, которой располагает советское руководство, число подобных лиц в немецких вооруженных силах крайне незначительно и специальное обращение к ним не имело бы политического смысла. Руководствуясь этим, Советское правительство не видит особой причины делать рекомендованное в Вашем письме заявление ни от имени И. В. Сталина, ни от имени Советского правительства.
II
Этот концлагерь, созданный в 1933 году, вначале предназначался для коммунистов, социал-демократов и других политических противников гитлеровского режима. Но с началом Второй мировой войны сюда пошли эшелоны с военнопленными и участниками Сопротивления. Через Дахау прошло 250 тысяч узников; 70 тысяч из них погибли — одни от непосильного труда, другие расстреляны, третьи стали жертвами варварских экспериментов, которые проводили медики в эсэсовской форме. Среди погибших — 12 тысяч наших соотечественников.
Раннее утро. По территории лагеря шествует свита эсэсовских бонз во главе с Гиммлером.
Комендант лагеря штурмбанфюрер СС Лемке, следуя на шаг сзади Гиммлера, пытается привлечь его внимание, но Гиммлер, не замечая его, думает о чем-то своем. У здания комендатуры он неожиданно останавливается и резко оборачивается к свите.
— Так вот, — шелестяще тихо начал он, — Дахау создавался как «красный» лагерь, и здесь должны были перевоспитываться, а в случае нежелания стать на путь исправления, то и уничтожаться политические противники рейха. С этой задачей администрация лагеря пока что справляется.
При словах «пока что» коменданта лагеря бросило в пот, а его подчиненные смертельно побледнели. Гиммлер заметил эту реакцию, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на презрение.
— Я знаю, — на более высокой ноте продолжал он, — что печи крематория дымят круглые сутки, что иного выхода отсюда, кроме как через эту трубу, у заключенных нет, но… превращать врага в пепел — слишком легкое и слишком расточительное занятие! — неожиданно грозно взглянул он на коменданта. — Сейчас, когда немцы с оружием в руках делают все возможное и невозможное, чтобы приблизить долгожданную победу, заключенных надо не уничтожать — это просто не по-хозяйски, — неожиданно улыбнулся он, — а заставлять работать на благо Великой Германии.
Комендант открыл было рот, но Гиммлер протестующе поднял руку.
— Знаю. Все знаю. Вы хотите сказать, что они мостят дороги, разбирают завалы, копают ямы и делают вид, что приносят пользу приютившей их стране, перетаскивая железяки на оборонных заводах. Блеф! И ложь! Гнусная ложь! — сорвался он на фальцет. — Пользы от них на пфенниг, а содержание обходится в сотни марок! Теперь этому пришел конец! Заключенный должен заменить немца у станка, на сборочном конвейере и даже у чертежной доски. Лемке! — ткнул Гиммлер пальцем в грудь коменданта лагеря. — Сколько у вас инженеров?
Лемке судорожно сглотнул воздух.
— А токарей? Фрезеровщиков? Инструментальщиков? Сталеваров?
Лемке опустил голову и полез за блокнотом.