Смерть в середине лета

Темно-синий диск, вращаясь, резко взмыл над торговым залом. Киёко, невольно протянув руку, вскрикнула.

Диск, медленно вращаясь, опустился и упал в кондитерском отделе напротив. Упал прямо на рисовое печенье, изображавшее купюру в миллион иен.

– Я выиграл! – по-детски простодушно крикнул подбежавший Кэндзо, который провожал диск глазами.

– Что ты выиграл? – Киёко, сгорая от стыда, повернулась спиной к отделу игрушек и поспешила за ним.

– Смотри! Смотри, куда он приземлился. Это наверняка к удаче.

Прямоугольные рисовые печенья, на которых лежал диск, сделали в форме больших банкнот: клеймо копировало настоящий денежный знак с надписью «миллион иен». Три рисовых печеньица в форме черепицы были завернуты в целлофан, сверху наклеена бумажка, похожая на банкноту, а на ней вместо портрета Сётоку Тайси[9] размещалось лицо лысого хозяина магазина.

Киёко считала, что пятьдесят иен за три печеньица – очень дорого, но Кэндзо настаивал на удачной примете и в конце концов их купил. Он сразу же разорвал целлофановую обертку, дал одно жене, второе стал грызть сам, а последнее сунул Киёко в сумку.

От кусочка печенья, разжеванного сильными зубами Кэндзо, во рту растеклась сладость, приправленная легкой горчинкой. Киёко тоже сунула в рот уголок не помещавшейся в руке миллионной рисовой ассигнации, принялась понемногу, как мышка, грызть печенье.

Кэндзо, проходя мимо отдела игрушек, отдал продавщице летающую тарелку; продавщица с недовольным видом забрала диск и отвернулась.

У Киёко была красивая грудь, небольшая складная фигурка, и все-таки, когда они шли рядом, казалось, что она прячется в тени мужа. Когда они переходили дорогу, он крепко держал ее за руку повыше локтя, следил за проезжавшими справа и слева машинами и гордо переправлял пухленькую жену на противоположный тротуар.

Кэндзо нравилась податливая сила в женщине, которая, хотя и могла все сделать сама, целиком полагалась на мужа. Киёко не читала газет и тому подобного и тем не менее обладала поразительно точными знаниями обо всем вокруг. Во всем, что бы она ни делала – брала в руки расческу, переворачивала страницы календаря, складывала юката[10]

, – отсутствовала обыденность: она всегда выглядела так, словно душой и телом по-родственному общается с вещами, тем же гребнем, календарем, легким кимоно. В мир вещей Киёко погружалась полностью, как погружаются в ванну.

Кэндзо предложил:

– Пойдем на четвертый этаж, убьем время на аттракционах.

И он шагнул в остановившийся лифт, Киёко молча последовала за ним, но, выйдя на четвертом этаже, потянула его за ремень со словами:

– Послушай, давай не будем зря тратиться. В таких местах каждый аттракцион по отдельности кажется дешевым, а в результате нас заставляют тратить большие деньги.

– Не говори так. Сегодня такой приятный вечер. Если захотим посмотреть фильм, который идет только здесь, – пустяки, заплатим.

– Какой смысл смотреть его здесь? Немного подождать, и тот же фильм можно посмотреть значительно дешевле.

Киёко очень серьезно относилась к бытовым ситуациям и выглядела при этом очень мило. К ее надутым губкам прилипли крошки печенья на миллион иен.

– Перестань. Веди себя прилично. У тебя вон печенье к губам прилипло.

Киёко сразу направилась к зеркальной колонне сбоку и кончиком мизинца стряхнула прилипшие крошки. От печенья, которое она держала в руке, оставалось еще две трети.

Рядом случайно оказался вход на аттракцион «Двадцать тысяч лье под водой». Нагроможденные в беспорядке скалы возвышались до потолка, иллюминатор подводной лодки, установленной на скальной породе морского дна, служил билетной кассой. Надпись гласила: «Взрослый билет – 40 иен, детский – 20 иен».

– Сорок иен все-таки дорого, – заметила Киёко, возвращаясь от зеркала. – Ну, посмотришь здесь на искусственных рыб, желудок-то не наполнится, а за сорок иен можно купить граммов сто очень хорошей рыбы, хотя бы морского окуня.

– Вчера я видел кусок карпа, который тоже стоил сорок иен. Ну да ладно, когда грызешь миллион иен, незачем говорить, как нищий.

После краткого спора Кэндзо все-таки купил билеты.

– Какое-то странное чувство от этого печенья. Ешь его, и словно что-то в голову ударяет.

– А на вкус ничего. Я проголодался, так что как раз.

– Недавно ведь ели.

Они вошли внутрь, где обнаружилось нечто вроде железнодорожной платформы, вдоль путей через равные промежутки стояло несколько двухместных вагончиков. Кроме них, были еще посетители, но супруги без стеснения погрузились в головной вагончик. Сидеть рядом было тесновато, поэтому Кэндзо пришлось завести руку назад и обнять жену.

Кондуктор с безразличным видом дунул в свисток. Мощная, холодная от пота рука Кэндзо плотно лежала на открытой спине и плечах Киёко. Кожа, льнущая к коже: тесно, будто аккуратно сложенные крылышки бабочки прижавшись друг к другу, они стали единым целым. Вагончик дернулся.

– Ой, боюсь! – воскликнула Киёко, хотя на ее лице не было и тени испуга.