Смерть в театре

— Боюсь, что не хватит. Вы, старина, принадлежите к той категории людей, которые в последний момент теряют выдержку и бьются головой об стенку. Я буду вам очень благодарен, если вы вспомните, что у каждого из вас есть хоть немного гордости, согласуясь с которой надо жить и умирать.

Смит опустил глаза.

— В самом деле,— продолжал Эллери, кашляя,— поскольку вы сочли нужным поддержать разговор, я хотел бы выяснить одну деталь, связанную с вашим тучным величеством.

— Со мной? — промямлил Смит.

— Да, да. У нас с вами настало время последней исповеди, и я думаю, что вы не захотите предстать перед лицом Творца, не очистившись кое от каких грешков.

— Исповедаться? В чем?— бросил толстяк, ощетинившись.

Эллери внимательно посмотрел на остальных. Все прислушивались к их разговору с некоторым интересом.

— Исповедаться в том, что ты подлый негодяй.

Смит, сжимая кулаки, вскочил.

— Ну, ты...

Эллери подошел к нему и толкнул его в мясистую грудь. Смит с грохотом рухнул на ящик.

— Ну? — продолжал Эллери, стоя под ним.— Будем биться до последнего, как дикие звери, Смит, старина?

Толстяк облизнул губы. Потом вскинул голову и с вызовом прокричал:

— А почему бы и нет? Все равно мы через некоторое время превратимся в ростбиф. Да, я шантажировал ее,-— На его губах появилась усмешка.— Стало тебе от этого легче, ты, проклятая ищейка?

Миссис Карро перестала плакать. Она выпрямилась и спокойно проговорила:

— Он шантажировал меня в течение шестнадцати лет.

— Мари, не надо,— попросила мисс Форрест.

Та махнула рукой.

— Какое это имеет значение теперь, Энн? Я...

— Он знал тайну ваших сыновей, не так ли? — спросил Эллери.

Она вздрогнула.

— Откуда вы знаете?

— Это тоже теперь не имеет значения,— сказал он горько.

— Он был одним из врачей, присутствовавших при их... рождении.

— Ты, грязный жирный боров! — закричал инспектор, злобно сверкнув глазами.— Я разобью твою жирную морду!

Смит тихо выругался.

— Впоследствии его дисквалифицировали, лишили права заниматься практикой, начала мисс Форрест, за небрежное лечение, конечно. Он приехал сюда, выследив нас и выбрав момент поговорить с миссис Карро наедине...

— Да, да,— вздохнул Эллери.-- Мы знаем все остальное.— Он посмотрел на дверь. Необходимо делать только одно: подогревать их интерес к теме об убийстве, может, даже запугать их своими рассуждениями, что угодно, лишь бы не давать им возможности думать об ужасе, бушующем над их головами,— Я, пожалуй, расскажу вам одну историю,— сказал он.

—- Историю? — спросил доктор Холмс.

— Самый замечательный случай глупого обмана, с которым мне пришлось столкнуться. Прежде чем я приступлю к рассказу,— Эллери сел на нижней ступеньке и закашлялся, моргая глазами,— нет ли тут кого-нибудь еще, кто, подобно Смиту, хотел бы признаться в чем-либо?

Молчание. Он внимательно взглянул на обращенные к нему лица.

— Упрямы до конца. Ну, прекрасно, тогда свои последние... скажем лучше, ближайшие минуты я посвящу интересному занятию.— Он потер шею и посмотрел на маленькую лампочку.— Я сказал вам «глупого» обмана. И сказал так потому, что все это дело представляет собой невероятный, фантастический и преступный замысел, который был продуман и выполнен больным, неуравновешенным умом. При обычных обстоятельствах автору этого плана ни на минуту не удалось бы одурачить меня. Только по прошествии некоторого времени я понял, как хитро и предусмотрительно все было сделано.

— Что сделано? — спросила резко миссис Ксавье.

— «Улики», оставленные в мертвых пальцах вашего мужа и вашего деверя, миссис Ксавье,— ответил Эллери.— Продумав все, я пришел к заключению, что вообще совершенно невозможно оставить ключ к установлению личности убийцы именно таким образом. Слишком уж это тонкая и сложная идея, чтобы прийти на ум умирающему человеку. Именно сложность этих улик и была глупостью со стороны убийцы. Обыкновенный человек никогда бы не смог их разгадать. Только мое случайное присутствие помогло разгадать смысл этих порванных игральных карт. Я говорю это не из чувства бахвальства. Просто, вероятно, у меня такой же извращенный ум, как и у убийцы братьев Ксавье. У меня уже давно возникли подозрения в отношении подлинности улик в виде игральных карт. И уже находясь здесь, в подвале, я обдумал все и полностью отбросил эти «улики». Я вдруг совершенно ясно увидел весь этот глупый и в то же время умный, подлый и поразительный план.

Он сделал паузу, облизывая пересохшие губы. Инспектор с удивлением смотрел на сына.

— О чем вы говорите, Господь вас знает? — проговорил доктор Холмс.

— Сейчас, доктор. Впервые нас ввели в заблуждение, когда была обнаружена попытка Марка Ксавье оклеветать миссис Ксавье; вторая ошибка — когда мы решили, что бубновый валет был оставлен не Марком Ксавье, а самим доктором Ксавье.

— Ты хочешь сказать, Эл,— строго спросил инспектор,— что адвокат не находил половинку бубнового валета в руке брата в ту ночь?

— О, он нашел половинку бубнового валета, и в этом вся соль. Марк тоже поверил, что это его брат Джон оставил валет в качестве улики против убийцы. Но это было ошибочное предположение.

— Как вы можете это знать?