Смертельно безмолвна

Мне навстречу идут женщины, и я отворачиваюсь. Иду дальше и натыкаюсь на мужчин, стоящих в тени одной из церквей. Они замолкают и смотрят на меня, застыв в молчании, застыв в ожидании. Бегу мимо.

Почему они на меня пялятся? Что им нужно? Я стискиваю зубы и вздрагиваю от скрипов и шорохов, что слышатся за спиной. Я постоянно оборачиваюсь, но ничего не вижу. Мне нечего скрывать. Я не убивал Эбигейл, потому что она еще жива. Пусть все таращатся сколько им влезет, пусть сплетничают и обгладывают новости. Городок кретинов, психов, фанатиков, церквей, святош, лжи, двуличия. Городок падали. Я ненавидел это место, я так мечтал сбежать отсюда. Но теперь я заперт. Заперт вместе с этим смрадом болтающих домохозяек и страдающих от ожирения мужчин.

– Черт, – что я несу, это не я, это не мои слова, – черт возьми!

Прибавляю скорость. Нужно скорее добраться до коттеджа Монфор, иначе я сойду с ума и окончательно потеряю над собой контроль.

Я замечаю плотный смоляной столб дыма, который стоит над лесом и озером – над тем местом, откуда я уносил ноги. Странно. Пожар? Зачем Хэрри и Джейсон подожгли поляну? Бессмыслица. Не понимаю.

Я наконец добираюсь до дома Монфор-л’Амори. Холод стоит неистовый, он пробирается не под одежду, а под кожу, заставляя меня дрожать, будто от лихорадки. Или только со мной так играют нервы? Только меня бросает из жара в озноб?

Я толкаю дверь и захожу в коттедж. Стремительно иду на кухню. Оттуда слышу голоса, шум и киваю: я правильно поступил, что вышел из дома. Делаю еще один шаг – и в следующее мгновение из кухни выскакивает Хэйдан. Глаза у него огромные. Брат несется ко мне, вытянув руки, будто собирается обнять, а я качаю головой.

– Потом.

– Стой!

– Эби там?

– Подожди, да остановись же ты! – Хэрри держит меня за плечи и тяжело вздыхает: – Давай поговорим сначала. Я хочу с тобой поговорить.

– Я пришел, чтобы увидеть Эбигейл.

– Мэтт, слушай, я понятия не имею, что ты чувствуешь, но…

– Отойди! – Резко отталкиваю брата в сторону, но он тут же преграждает мне проход на кухню.

– Тебе не нужно туда идти.

– Пропусти меня!

– Нет, не пропущу.

Что? Он серьезно?

– Не нарывайся, Хэйдан, я не хочу делать тебе больно. – Сжимаю кулаки так резко, что хруст проносится по коридору, будто я раздробил кости.

Брат стоит на пороге, а я начинаю злиться, гляжу в одну сторону, потом в другую и изо всех сил стараюсь совладать с пожаром, который горит у меня внутри. Но я не могу… Этот пожар поглощает меня… Поглощает, как много лет назад, когда я творил невообразимые вещи после смерти матери. Перевожу взгляд на брата и цежу:

– Дай мне пройти.

– Ты не захочешь это видеть, ты не должен это видеть.

– Что там? Там Эби?

– Да.

– Тогда я хочу…

– Послушай, ты этого не делал! – металлическим голосом говорит Хэйдан, он крепко держит меня за плечи. Я пытаюсь сбросить его руки, но не получается. Впервые Хэрри дает мне отпор и на мгновение становится сильным старшим братом. – Тебя заставили нажать на курок, и Эби это знала, она понимала, что ты не желал ее смерти.

Смерти! Я усмехаюсь. О чем он? Она ведь жива, они должны были спасти ее, я видел, я помню. Я отталкиваю брата:

– Отойди.

– Мэтт, ты не…

Надоело! Хватаю его за футболку и отбрасываю. Брат падает, а я решительно прохожу на кухню. Но, едва переступив порог, я останавливаюсь. Примерзаю к месту, будто невидимая стена появляется на моем пути.

– То, что случилось, чудовищно, – сообщает Норин Монфор, сокращая дистанцию между нами. Она замирает рядом, возможно, смотрит на меня с жалостью, а я на нее не смотрю. – Но ты не виноват. В этом доме тебя поймут.

Поймут? В этом доме? В этом доме понимают убийц? Преступников? Монстров?

Подхожу к столу, на котором лежит Эбигейл Роттер. Нет! Нет! Этого не может быть! Нет! Я думал, что они спасли ее! Застегиваю пуговицы на окровавленной жилетке Эбигейл. Мои пальцы, дрожа и леденея, поправляют ворот ее свитера, стирают красные разводы со щек. Эбигейл умерла… Я ее убил.

Хочется согнуться, но я стою прямо. Смотрю на белое лицо девочки и на ало-черную дыру в ее голове, из которой ошметками торчат куски обожженной кожи. Эту дыру сделал я, когда выстрелил, не сумев побороть принуждение.

Они могут говорить что угодно и искать во мне хорошее, объяснять произошедшее с логической стороны и не с логической, но я все равно буду виноват.

– Очень жаль, что так вышло, – говорит незнакомый женский голос, – мне жаль.

Пелена застилает глаза, я смахиваю ее пальцами. Поворачиваю голову в сторону человека, оказавшегося рядом, и щурюсь. Я не знаю, кто это. Отворачиваюсь.

– Я Мойра, Мойра Парки.

До меня не сразу доходит смысл ее слов. Сначала я думаю: родственник, знакомая, а потом внутри меня что-то пробуждается, вскипает! С трудом поворачиваю голову и уже ничего не вижу перед собой. Ничего, темнота… Я лишь слышу свой вопль, чувствую, как разгорается лютая ненависть в груди. Стискиваю худощавые плечи женщины и со всей силы припечатываю ее спиной к шкафу.

– Мойра? – переспрашиваю ядовитым голосом. – Судьба? Вы?