Смертельный юмор

– Я увидел только, что он сунул руку за пазуху, и в этот момент откуда ни возьмись выскочила Антонида. Для меня все слилось в одно мгновение – ее прыжок, выстрел, ты. Я до сих пор не пойму, что вокруг происходит и что мне с этим всем сейчас делать.

– Все проблемы решаемы, хоть сейчас мои слова и кажутся полным бредом, – ответила я, чтоб хоть как-то его подбодрить.

Ираклий лишь отрицательно помотал головой и стал раскачиваться с пятки на носок, так, это уже нервное.

После скорого рассказа теперь мне более-менее все стало ясно, что произошло за те несколько минут, пока я в нерешительности сидела на подоконнике. Антонида решила встретить и поддержать Ираклия в столь важный для него день. Только почему она пошла с черного входа, а не с парадного? Вошла бы там и преспокойно себе сидела, наслаждалась стендап-батлом и ждала выступления Ираклия. Хотя какой тут спокойно, она же прекрасно знала про наш план и его осуществление. Может, просто решила поддержать и быть рядом в столь волнительное для парня время. Ясно одно – если бы не Антонида, то сейчас бы в луже крови на этом пятачке лежал Ираклий.

«Вот хороша телохранительница!» – отругала я сама себя.

Пока сидела на этом чертовом подоконнике и раздумывала, как лучше спрыгнуть, на моих глазах чуть не убили подопечного. Мало того, что его жалко, так это же еще и громкий крах профессиональной карьеры. Представляю, что творилось бы тогда в Тарасове. Уж Василевс точно бы всем растрезвонил, кто я такая, чем занималась и как потеряла профессиональный нюх. Хоть сам в этом деле не то, что просто замешан, а увяз по самое горло. Что-то расслабилась я, так нельзя.

Я достала телефон, чтобы вызвать «Скорую», и краем глаза отметила, что время уже девятнадцать тридцать. Уже час идет стендап-батл. Ираклий может и не успеть. Хотя…

– Ты спрашивал, что тебе делать сейчас?

– Верно.

– Запрыгивай в последний вагон!

– Что? – совсем не понял меня Ираклий.

– Беги, говорю, на сцену. Еще можешь успеть.

– А как же Антонида? Василевс? Женя, я ничего уже не понимаю. Совсем ничего.

– Я все разрулю. А ты бегом на сцену. Нельзя предавать мечту даже в такой момент!

Я стала набирать знакомый номер «Скорой», а Ираклий, пятясь, пошел спиной в сторону театра. Потом развернулся и огромными скачками, словно гепард, побежал в сторону массивных дверей черного хода, потянул одну створку на себя и быстро исчез, как будто этот вход сожрал его своим огромным ртом.

До «Скорой» я дозвонилась быстро, описала ситуацию и получила указания ждать и ничего не трогать. Потом набрала номер очень хорошего знакомого в местной Тарасовской полиции. Один гудок, второй, третий.

– Слушаю, Жень. Куда вляпалась на этот раз?

– Ну что ты так сразу, вляпалась?

– А по другому поводу ты мне и не звонишь. Давай выкладывай.

Я рассказала вкратце, что у меня тут очень бойкий товарищ, который уже успел нанести одной девушке огнестрельное ранение, что я жду «Скорую» и что этот хороший знакомый – молодой, достаточно известный депутат.

– Нужна шумиха или наоборот?

– Слушай, честно, я и сама не знаю. Вот никак не ожидала, что именно этот человек наворотит таких дел, что с трудом укладывается у меня в голове. А уж смогу ли я их разрулить – и подавно не знаю.

– Давай тогда я по-быстрому приеду с парнями, которые умеют держать язык за зубами. А если тебе будет нужно, то тогда решим вопрос с оглаской.

– О’кей, договорились.

В этот момент распахнулись двери черного хода «Тарасов-сити-холла» и показались два медика с оранжевым чемоданчиком и носилками. Я призывно помахала рукой. Они очень быстро и аккуратно сделали Антониде какой-то укол, спросили меня ее данные и погрузили на носилки. Когда они двинулись к выходу, я догадалась спросить, в какую больницу ее везут.

– В двадцать пятую. Там умеют работать с такими ранениями.

Антонида слабо застонала, чуть шевельнулась, один из медбратьев поправил ее руку, которая намеревалась сползти с носилок.

– Пойдем чуть быстрее, – сказал он второму, потом обратился ко мне: – Девушка, придержите нам дверь.

Я помогла. Дверь захлопнулась. Теперь я стояла в недоумении и пыталась сообразить, что же мне сейчас делать. Но мои раздумья были внезапно прерваны – только медики покинули место, где развернулись такие страсти-мордасти, как дверь открылась, и к нам направились два полицейских. Один – мой знакомый, с кем несколько минут назад я разговаривала, второго я видела мельком несколько раз, во время своих тарасовских разборок и невероятных приключений, если так можно назвать работу телохранителя. И, скорее, уж не работу, а настоящую миссию.

– О, как вы быстро!

– А что медлить-то? Это он? – полицейский кивнул на лежащего на асфальте Василевса.

– Он самый, красавчик!

Пасечник отборным матом посылал всех в пешее эротическое путешествие, да и не только. Я была неприятно удивлена. Как же меняется человек на глазах, а вот так сразу по нему и не скажешь, что внутри скрывается такое дерьмо, – он ведь при всех встречах приятный, обходительный, умеющий пошутить, блеснуть эрудицией, активист практически во всех сферах жизни – и нате вам, такой пердимонокль.