Смертельный вкус Парижа

– Говорят, ваш племянник стал доктором медицины?

Гаффари приободрился, с гордостью перечислил достижения выпускника Сорбонны. Я вежливо кивнул:

– Иранскому народу нужны свои врачи.

– Давно пора освободиться от услуг неверных, – согласился со мной Гаффари. Спохватившись, он добавил: – Вас, многоуважаемый дженаб-а-доктор, это, разумеется, не касается. Каждый день я молюсь милосердному Аллаху, чтобы вам открылась истина, и уверен, что мои молитвы будут услышаны. Наш великий шах достоин того, чтобы его здоровье охранял правоверный.

Я не стал спорить, выудил из саквояжа коробку, открыл, показал двенадцать больших, плотно закупоренных склянок:

– Огаи-Гаффари, у меня тут новейшие антисептики и анестетики, которые могут пригодиться шаху в Тегеране. До тех пор, конечно, пока не найдется правоверный врач, способный принести его императорскому величеству больше пользы. Пожалуйста, запечатайте коробку и спрячьте к остальным медикаментам. Очень важно, чтобы все предназначенные для шаха лекарства остались стерильными и нетронутыми.

Я уже хранил в посольстве небольшую аптечку самых современных лекарств, которые собирал не столько для здорового шаха, сколько для своих хворых стариков в богадельне, так что просьба секретаря не удивила. Под плотной картонкой на дне коробки покоился браунинг. Бутыли весили около семи килограммов, и дополнительные полкилограмма пистолета уже не ощущались.

Завершив визит очередной порцией непременных вежливостей, я поспешил домой. Приближался полдень – время, когда к нам обещал нагрянуть инспектор Валюбер.

Ровно в двенадцать на пороге возникли запыленный серый костюм, котелок и толстые роговые очки, под которыми прятался инспектор.

– Рутинный опрос свидетельницы, – пояснил он с равнодушной усталостью, после чего принялся весьма дотошно расспрашивать Елену о вчерашнем вечере. – Мадам, вы курите?

– Очень редко.

– А какие сигареты?

– «Лаки Страйк».

– Окурок «Лаки Страйк» нашли под мостом Турнель.

Я разозлился:

– Извините, инспектор, весь Париж усыпан такими окурками! Он мог валяться там уже вечность!

– Он был свежим. От него еще пахло табаком.

– Кто угодно мог, проходя, швырнуть его хоть с моста, хоть с набережной.

– Окурок был раздавлен каблуком. Кто-то выкурил его, стоя под самым мостом.

– Инспектор, если на то пошло, вчера мадам Люпон курила именно «Лаки Страйк». Интересно, встречались ли в криминалистике случаи сговора между женой и любовником с целью убийства опостылевшего мужа?

– Вы полагаете, следствие не проверило эту гипотезу? Консьержка засвидетельствовала, что месье Бартель пришел в гости к мадам Люпон в восемь вечера, и оба оставались в квартире до половины двенадцатого. Соседи тоже видели, что его «Мерседес» все это время стоял напротив ее дома.

– Вам не кажется, что такой своевременный и откровенный визит смахивает на попытку создать алиби? Что, если это было заказное убийство?

– Если бы мадам Люпон или Бартель воспользовались чужой помощью, они бы рисковали шантажом. К тому же после ужина месье Люпон и вся компания собирались в дансинг на Монмартр. Как мог наемный убийца предвидеть, что Люпон выбежит в одиночку за вашей женой и спустится к реке? И разве он оставил бы свою жертву в живых? Нет, весь мой профессиональный опыт говорит, что это не заказное убийство. – Инспектор повернулся к Елене и вдруг, блеснув стеклышками очков, спросил: – Могу я взглянуть на ваш пистолет?

Значит, не поверил мне.

Елена приподнялась с кресла, я поспешно надавил на ее плечо:

– Я уже вчера сказал, что у нас нет никакого оружия.

Валюбер хмыкнул:

– Мне кажется, мадам Ворони́н думает иначе.

– Моя жена плохо понимает по-французски.

Но Елена все поняла моментально. Вскинув на меня удивленные глаза, подыграла:

– Мы же привезли из Тегерана папин «парабеллум»? Нет? – Она повернулась к инспектору: – Я думала, муж взял его с собой.

– Конечно, нет, дорогая. Невозможно таскать с собой эту ржавую пушку. – Ее находчивость и восхитила, и встревожила меня. Я пояснил Валюберу: – Покойный отец моей жены был майором Персидской казачьей бригады, от него в Тегеране у нас остался старый девятимиллиметровый «парабеллум». Инспектор, судя по вашему вопросу, пистолет, из которого стреляли в месье Люпона, все еще не найден?

– Найдем, – ответил Валюбер. – Сейчас водолазы обыскивают дно Сены.

Я искренне желал им успеха.

Затрезвонил телефонный аппарат. Елена махнула рукой:

– Не отвечай. Это газетчики. С утра названивают.

Я все же снял трубку, оператор сообщила:

– Вас вызывает номер LOU396.

Послышался развязный мужской голос:

– Добрый день, доктор Ворони́н? С вами говорит корреспондент «Ле Пети Паризьен». Мне известно, что Люпон скончался у вас на столе, вы были с ним в его последние минуты. Вы можете рассказать нашим читателям о его кончине? Он назвал своего убийцу?

Я сформулировал свой ответ, взвесив его тщательнее дозы сильнодействующего лекарства:

– У меня нет права делиться с газетами последними словами умирающего пациента.

– А ваша жена?..

Я вернул трубку на рычаг. Валюбер, конечно, тут же вцепился в меня: