Умнее было бы просто промолчать об этой встрече, но нас слишком многие видели. Не хватало еще, чтобы Елена узнала об этом свидании от третьих лиц. Но монета искренности явно не имеет хождения в отношениях. Меня охватили тоска и страшная усталость. Что-то произошло с нашей жизнью, с нашей привязанностью, с нами самими, и я не знал, как вернуть потерянное. Оставалось только надеяться, что, когда найдется истинный убийца, мы сумеем обрести прежнюю нежность, уверенность и радость. Я все еще любил Елену – мою жену, женщину в стареньком халатике и стоптанных тапочках. Я прожил с ней семь счастливых лет, прежде чем в Париже из любящей, заботливой богини домашнего очага не вылупилась тщеславная и суетная «бабочка». Эта «русская персиянка» была незнакомой, пугающей и неуправляемой. Я не хотел превратиться в «мужа русской персиянки». Но как бы ни запутались наши отношения, я знал, что сделаю все на свете ради ее спасения.
В спальне было темно и тихо. Елена или уже спала, или делала вид, что спит. Не включая света, я разделся, нырнул под одеяло и, едва моя голова коснулась подушки, провалился в тяжелый безрадостный сон.
Утром я проснулся первым. Бесшумно собрал свою одежду и выскользнул из спальни. Если Елена и проснулась, она не подала вида. Мы оба прикладывали немало усилий, чтобы не общаться друг с другом.
В воскресенье состоялись похороны месье Люпона, и пресса продолжала обсасывать загадочное убийство известного арт-дилера и его скандальную личную жизнь. В этом преступлении соединились все компоненты сенсации, а поскольку интерес к историческому перелету Линдберга через Атлантику, всего десять дней назад объявленному газетчиками величайшим событием со времен Воскресения Христова, стремительно угасал, репортеры стайкой грифов перелетели под мост Турнель и теперь остервенело обгладывали труп антиквара.
Фотографии с кладбища украшали развороты, обширно цитировались надгробные речи. Лишь «Пари-Суар» не удостоила церемонию ни единым словом. Более того, если верить подробным отчетам остальных газет, Антуан Бартель даже не присутствовал на похоронах. Похоже, журналисту не удалось удержать решительную вдову в своих назойливых объятиях.
Мадемуазель Креспен на церемонии также отсутствовала.
Клэр Паризо явилась с мужем, но вдова отказалась принять ее соболезнования.
Помимо близких друзей, гроб Люпона провожали антиквары, музейные кураторы, арт-дилеры, дизайнеры и галеристы Парижа. Все, за исключением изгоя Додиньи.
В «Ле Пети Паризьен» некролог принадлежал перу главы отдела декоративных искусств Лувра месье Камиллу Мийо: «Ив-Рене Люпон был лучшим антикваром Франции, лучшим из нас. Знатоки восхищались его знаниями, дотошностью, выдержкой и умением убеждать». Я невольно хмыкнул: мою жену бесподобный Люпон все же убедить не смог. Главным качеством покойного автор объявил абсолютный вкус. И вот тут, пожалуй, даже я не стану спорить.
Камилл Мийо фигурировал в составленном Додиньи списке. Также мой новый помощник вписал Жерара Серро – владельца галереи «Стиль», которая демонстрировала обнаруженные Люпоном шедевры; Эмиля Кремье – декоратора, обставлявшего дома своих клиентов предметами из этой галереи; Бернара Годара – куратора Версаля; Дидье Мишони – краснодеревщика и специалиста по реставрации старинной мебели. В списке также упоминались два богатых коллекционера, по уверениям Додиньи, жертвы Люпона.
Мы решили начать с коллекционеров. Как только наивные покупатели приобретали свои экспонаты, Додиньи немедленно брал на себя заботу просветить их, и теперь он не сомневался, что облапошенные невежды затаили злобу на арт-дилера, загнавшего им фальшивки по цене Тадж-Махала. Первым простаком был нефтяной магнат из Техаса. Неугомонный ревнитель подлинного антиквариата еще в марте отослал ему письмо с подробными доказательствами обмана. Тот даже не ответил.
– Это не значит, что ему все равно! – горячился Додиньи. – Богатые не любят публично оказываться в дураках. Видимо, предпочел не поднимать шума.
– Заметим, что он даже не попытался оспорить ваши утверждения. Не хочу огорчать вас, месье Додиньи, но, похоже, он просто не поверил вам, а приобретенное им изголовье кровати Жозефины де Богарне по-прежнему украшает техасское ранчо.
– Нет, – покрутил носом Марсель, – вы ничего не понимаете в коллекционерах. Для собирателя обнаружить, что он обладает подделкой, – это все равно что обнаружить, что ему изменяет любимая женщина. Далеко не все мужья рвутся показать свои рога.