Он сделал это со страстью. Люпон был в Сорбонне его учителем по истории французской мебели XVII–XVIII веков. Ни один музыкант так не знал свою партию, как знал Ив-Рене орнаменты барокко. Люпон чувствовал гармонию симметрии эбеновых секретеров лучше, чем композитор – собственное произведение. Изгибы и завитки кресел и козеток влекли его не меньше изгибов женского тела. Благодаря безупречному вкусу и бездонным знаниям книга Люпона о мебели рококо до сих пор является катехизисом для специалистов и любителей. И из-за него Додиньи выбрал своим жизненным поприщем историю античной мебели.
От гасконской амброзии и воспоминаний лицо моего собеседника слегка порозовело.
– В Сорбонне студенты прозвали его Пер-Лашез, то есть «отец стула». Он был апостолом мебели восемнадцатого века: стульев, табуретов, кушеток, кресел – всего того, на чем восседало или возлежало придворное общество. Эта мебель позволила создать во Франции салоны, в которых царило бесподобное остроумие, в которых искусство общения достигло совершенства. Но Пер-Лашез оказался кладбищем антиквариата. Его злым гением. Он занялся изготовлением фальшивок.
– Кроме вас, похоже, так никто не думал. А вам так и не удалось доказать это.
– Потому что очень тяжело опрокинуть признанный авторитет. Пер-Лашез был арбитром вкуса. Но честному человеку не может везти так, как везло ему. Все антиквары пытаются обнаружить среди копий и имитаций случайно неопознанный подлинный раритет. Я как-то сумел приобрести на ярмарке бержер – это такое кресло со сплошными боковыми панелями. Этот бержер оказался парой стула, созданного для мадам Елизаветы, сестры Людовика Шестнадцатого.
– Как вы это определили?
– По резьбе. И благодаря тому, что смог получить доступ к архивным оригиналам королевских заказов. По их выцветшим, рассыпающимся страницам я проследил историю кресла. Мадам Елизавету казнили во время Большого террора, а стул переехал в главный зал Шато де Креси и оттуда – к пятому герцогу Ришелье. Он, кстати, во время революции сражался в русской армии.
– Ага. Потом даже стал губернатором Одессы.
Додиньи проводил оживившимся взглядом развязного молодого человека в слишком узком пуловере.
– От Ришелье этот бержер перешел в нормандский замок Эльбёф Шарля Эжена Лотарингского. Пока, в конце концов, не попал в аукционный дом Друо. Стул ошибочно выставили на продажу в качестве уцелевшего кресла от какого-то убогого гарнитура девятнадцатого века. Но это была моя единичная удача, а у Пер-Лашеза таких находок оказалось подозрительно много. К тому же он необъяснимо разбогател. Ив-Рене был из небогатой семьи, и жена его тоже своих денег не имела. А в последнее время он на одно бордоское тратил больше, чем я зарабатывал в год.
Если судить по виду Додиньи, то расходы Люпона на вино воображение не поражали.
– И вы утверждаете, что не завидовали ему?
– Не деньгам. Я-то как раз из состоятельной семьи. Моему отцу принадлежит большая фармацевтическая фабрика, он был недоволен, что я не пошел по его стопам. Но я надеялся стать вторым Люпоном. Из-за этого лишился помощи отца… – Додиньи вяло поковырял остывший жульен. – Зато я добился своей цели. Я знаю, что я лучший эксперт антиквариата во Франции. Я стал так хорош, что понял, как ужасен Люпон. Я был обязан разоблачить его.
– В таком случае мне повезло, что я не успел воспользоваться любезной помощью Люпона в поставках старинной мебели шаху Персии. Вы сообщили о своих подозрениях полиции, указали на людей, которые могли бы желать его исчезновения?
Он поерзал на стуле, опять захрустел пальцами:
– Полиция не желает меня слушать. Я превратился в изгоя. Друзья Люпона сдвинули ряды и убедили следствие, что я чокнутый завистник.
Я и сам склонялся к этому мнению, но никаких других зацепок для расследования у меня пока не имелось. Я щедро вытряс в его стакан остатки мушкетерского эликсира.
– Тогда вам может быть полезен вменяемый помощник. Мне надо снять подозрение со своей жены, а вы хотели бы разоблачить шашни Люпона. Это делает нас естественными союзниками, не так ли? Сейчас самое время действовать. Внимание публики приковано к этому человеку, газеты опубликуют любое ваше откровение, а истеблишменту и полиции будет гораздо труднее отмахнуться от ваших показаний. Надо разузнать как можно больше о его махинациях. Возможно, убийца – кто-то, кого мы до сих пор не учли. Если вы поможете мне найти человека, у которого были причина и возможность застрелить Люпона, я охотно начну подозревать его.
А заодно у меня появится возможность тесно общаться с теперешним основным подозреваемым.
Подозреваемый промямлил:
– М-м-м… Допустим, пока нам по пути. Но что будет, если вы вдруг обнаружите то, что не хотели бы обнаружить? – Грустный взгляд агатовых глаз переплыл на меня. – Что вы сделаете в таком случае?
Мне стало тяжело дышать, словно на грудь навалился гигантский валун. Но вслух я твердо повторил:
– Моя жена совершенно ни при чем.
– А если гипотетически?
– Этот гипотетический случай будем рассматривать только по необходимости. А пока такой необходимости нет.