Читаем Смерти.net полностью

Мертвые обижались, что привыкшие к их цифровому воскрешению близкие начинают понемногу отвлекаться, уходить в реальную жизнь, отпускать. Практика отпускания, прописанная в последней версии человечества как антропологический императив, к сожалению, в такой ситуации выглядела предательством. И воспринималась так же. Вдовцы женились и переставали отвечать на звонки дубликата любимой умершей супруги. Дети устраивали матерям истерики, когда те потрясали перед окошками коммуникаторов свежими, как пирожки, детьми с сознательными вишенками глаз: эти-то слюнявые мерзавцы до ста лет доживут! Этих не сшибет чугунный грузовик на повороте – доглядят, досмотрят, драгоценная копия так и останется неактивированной! Цифровой ребенок-дубликат, конечно, тоже свой, родной и лучший в мире, но как его обнять?

Объятия запрещены; сенсорные костюмы, антропоморфные роботы, шлемы виртуальной реальности – в контракте прописано, что такого рода воздействие также невозможно. Воздействовать можно только информационным и цифровым, а не сенсорным и физическим образом. Биопривилегии – единственное, что отличало живых от мертвых. Мертвые бестелесны, а телесность – это жизнь. Должен же быть какой-то водораздел между миром живых и миром мертвых.

Выключить дуру бабку, которая постоянно во все вмешивается и лезет? Запретить копировать детей? (Позже действительно запретили.) Деактивировать дубликат, приостановить его старческое брюзжание? Этически это запрещено и приравнивается к убийству. Вы сами подписались на включение бабки, когда вам пришел запрос добавить мертвого человека в друзья. Вы хорошо подумали перед тем, как добавлять мертвого человека в друзья?

Видимо, из-за этого все так вышло. Из-за одиночества мертвых. Через пять лет после запуска программы копирования случилась наша первая революция: живые люди вышли на улицы бороться за права своих мертвых близких. Никто не должен страдать, и даже после смерти человек не должен быть один (даже если этот человек – ваша точная копия, не совсем человек и вы сами этого захотели).

На тот момент мертвых в интернете для мертвых было несколько десятков тысяч, и все маялись одиночеством. С опцией добровольного исчезновения, конечно, пытались работать, но вышло так, что никто из воскресших не хотел исчезать. Хотели бы – не делали бы дубликат.

Борьба за права мертвых шла полным ходом, даже опередив неолиберальные битвы за права стандартного комплекта меньшинств (подставьте сюда список актуальных в вашей реальности меньшинств, к которым вы себя причисляете или ради которых толкались в уличном параде, подставляясь под полицейские дубинки). И глобальное правительство сдалось: подписало разрешение на слияние контекстов. Камеры-одиночки объединились (cells interlinked within и далее по памяти), и наконец-то забил бледный фонтан сингулярности.

Победа! Все снова выбежали на улицы, теперь уже с шампанским. Это действительно была революция. Коллективная память всех мертвых стала единым контекстом.

До этого мир мертвых выглядел, если честно, уныло. Скажем, вот вы отправились на ежегодное копирование, а потом, допустим, новый штамм муравьиного гриппа (почти все болезни нам удалось победить, кроме гриппа, но это вы и так предполагали) или очередной теракт (это происходило все чаще), и через какое-то время вашу копию активируют. По умолчанию минимум сорок дней, если вы не выберете любой срок позже (культурная традиция, чтобы все отгоревали, иначе мертвый вмешивается в похороны, дает рекомендации, как хоронить, какую музыку включать, стрим опять же устроить – все рыдают, а он смотрит и радуется, невозможно!).

Вы встаете с кресла, идете домой, а там никого. Пустой город. Весь мир – бэкап вашего мозга. Общаться можно только через сеть и только с теми, кого вы выбрали, подписывая договор. Чем вы думали, когда его подписывали? Нигде никого нет. Да, иногда мелькают какие-то тени на периферии того, что ваш восстановленный мозг принимает за зрение. Но с ними не поговоришь.

Да, вы можете попробовать бороться с одиночеством с помощью искусства, передавая его через доверенных лиц. Упрашивать родственников вывешивать бесконечные гирлянды ваших первых робких стихов на какие-то сайты, организовывать выставки. У нас со временем, кстати, даже появилась новая разновидность арт-брюта, творчество несертифицированных мертвых художников. Но все равно мертвым было скучно. Некоторые особенно активные ребята, отправляясь на копирование, указывали в договоре всех своих друзей в соцсетях, но, к сожалению, рано или поздно мы все теряем дружеский интерес к человеку, с которым нельзя выпить. Или не теряем? Ты меня все еще слышишь? Ты еще здесь?

После разрешения на слияние контекстов бэкапы всех дубликатов объединились. Возможно, там, куда я направляю вектор этой сбивчивой объяснительной метазаписки, это могло бы быть похоже на то, как подгружаются стыками и швами куски карт Google Street View. Свернул на соседнюю улицу – а там уже апрель.

Перейти на страницу:

Все книги серии Другая реальность

Ночь
Ночь

Виктор Мартинович – прозаик, искусствовед (диссертация по витебскому авангарду и творчеству Марка Шагала); преподает в Европейском гуманитарном университете в Вильнюсе. Автор романов на русском и белорусском языках («Паранойя», «Сфагнум», «Мова», «Сцюдзёны вырай» и «Озеро радости»). Новый роман «Ночь» был написан на белорусском и впервые издается на русском языке.«Ночь» – это и антиутопия, и роман-травелог, и роман-игра. Мир погрузился в бесконечную холодную ночь. В свободном городе Грушевка вода по расписанию, единственная газета «Газета» переписывается под копирку и не работает компас. Главный герой Книжник – обладатель единственной в городе библиотеки и последней собаки. Взяв карту нового мира и том Геродота, Книжник отправляется на поиски любимой женщины, которая в момент блэкаута оказалась в Непале…

Виктор Валерьевич Мартинович , Виктор Мартинович

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Вечный день
Вечный день

2059 год. Земля на грани полного вымирания: тридцать лет назад вселенская катастрофа привела к остановке вращения планеты. Сохранилось лишь несколько государств, самым мощным из которых является Британия, лежащая в сумеречной зоне. Установившийся в ней изоляционистский режим за счет геноцида и безжалостной эксплуатации беженцев из Европы обеспечивает коренным британцам сносное существование. Но Элен Хоппер, океанолог, предпочитает жить и работать подальше от властей, на платформе в Атлантическом океане. Правда, когда за ней из Лондона прилетают агенты службы безопасности, требующие, чтобы она встретилась со своим умирающим учителем, Элен соглашается — и невольно оказывается втянута в круговорот событий, которые могут стать судьбоносными для всего человечества.

Эндрю Хантер Мюррей

Фантастика / Социально-психологическая фантастика / Социально-философская фантастика
Дерзкая
Дерзкая

За многочисленными дверями Рая скрывались самые разнообразные и удивительные миры. Многие были похожи на нашу обычную жизнь, но всевозможные нюансы в природе, манерах людей, деталях материальной культуры были настолько поразительны, что каждая реальность, в которую я попадала, представлялась сказкой: то смешной, то подозрительно опасной, то открытой и доброжелательной, то откровенно и неприкрыто страшной. Многие из увиденных мной в реальностях деталей были удивительно мне знакомы: я не раз читала о подобных мирах в романах «фэнтези». Раньше я всегда поражалась богатой и нестандартной фантазии писателей, удивляясь совершенно невероятным ходам, сюжетам и ирреальной атмосфере книжных событий. Мне казалось, что я сама никогда бы не додумалась ни до чего подобного. Теперь же мне стало понятно, что они просто воплотили на бумаге все то, что когда-то лично видели во сне. Они всего лишь умели хорошо запоминать свои сны и, несомненно, обладали даром связывать кусочки собственного восприятия в некое целостное и почти материальное произведение.

Ксения Акула , Микки Микки , Наталия Викторовна Шитова , Н Шитова , Эмма Ноэль

Фантастика / Исторические любовные романы / Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Самиздат, сетевая литература / Социально-психологическая фантастика