Огюстену определенно импонировал этот молодой человек с белесым шрамом, переходящим с правой щеки на шею.
– Господин коммандан, ребята говорят, что вы собираете подписи для капитана Мишо – я хочу, если можно, тоже подписать.
– Разумеется! Но прежде у меня будет к вам пара вопросов, Нойвиль. Капитан Мишо говорил, что вы видели как был поврежден пулемет бо… противника. Это правда?
Сержант улыбнулся, услышав оговорку Лануа:
– Господин коммандан, дозволено ли мне будет напомнить, что Бош это просто достаточно распространенная немецкая фамилия? Ничего оскорбительного для себя я в ней не вижу…
«Да, не видать тебе высоких званий с таким остроумием, парень!..»
– Что же касается вашего вопроса: да, я видел, как капрал Бюкар прострелил кожух охлаждения немецкого MG, о чем и доложил капитану Мишо при первой же возможности.
– Опишите, при каких обстоятельствах вы видели, как капрал повредил пулемет.
Сержант достал папиросу и вопросительно посмотрел на Лануа:
– Разрешите, господин коммандан?
Огюстен кивнул.
– Мы заходили с правого фланга. Я, Бюкар, лейтенант Д’Юбер, Матье и Молинаро. Основные силы вместе с капитаном Мишо заходили слева. Было еще совсем темно, да и туман, поэтому удалось подобраться достаточно близко к немецкому окопу, прежде чем по нам открыли огонь. На последних пятидесяти метрах нас уже встретили, но не густо – пулемет работал по остальным. Насколько я помню, именно тогда погиб Матье. Не повезло – попали в голову. Мы залегли в воронке метрах в десяти. Я, Молинаро и лейтенант бросили гранаты. Молинаро в этот момент подстрелили в руку. Пока противник не пришел в себя после гранат, мы прошли последние десять метров и оказались уже в траншее. Капитан приказал обезвредить пулемет, поэтому мы сразу начали продвигаться в ту сторону, откуда слышался его треск. Я работал дубинкой впереди вместе с лейтенантом – у него был револьвер и нож. Откуда-то сбоку на нас свалился здоровяк с ножом и маузером. Он ударил Молинаро гардой ножа по лицу и успел дважды или трижды выстрелить ему в живот, прежде чем лейтенант застрелил его – Молинаро погиб на месте. В этот момент немцы пришли в себя и контратаковали нас втроем врукопашную. Все начало происходить слишком быстро, чтобы я смог это даже осознать, не говоря уже о том, чтобы что-то запомнить. Могу сказать только, что мне оцарапали левую руку и неглубоко порезали левое же плечо. Лейтенант Д’Юбер получил штыком в живот и выглядело это очень скверно, а у Бюкара было разбито в кровь лицо. Лейтенант сказал, что прикроет нас, а капрал пошел вперед. До пулеметной точки оставалось метров двадцать. Пулеметчик работал в одиночку. Я выстрелил ему в спину, но, как оказалось, не убил. Бюкар подбежал к пулемету и три раза выстрелил в кожух из винтовки, после этого решил погнуть ствол и начал бить по нему прикладом. Неожиданно пулеметчик вскочил, вцепился в капрала и откинул в сторону. После этого он смог поднять пулемет – тот был на сошках, а не на станке – и ударил им Бюкара несколько раз как дубиной. Я все жал на спусковой крючок, но винтовку заклинило. В итоге я отбросил ее и подбежал к капралу и навалившемуся на него пулеметчику. Тот парень был уже мертв, поэтому я стащил его с Бюкара и попытался поднять того на ноги. Капрал был ранен, он с трудом поднялся и, опираясь на меня, смог идти. Когда мы уже почти дошли до лейтенанта Д’Юбера, Бюкару выстрелили в спину – он погиб. Я поднял лейтенанта, который, то терял сознание, то приходил в себя и попытался нести его. Шагов через десять я упал и дальше тащил его за собой по земле. Так я оттащил его в поле довольно далеко от позиций немцев, потом обессилел, но к счастью нас нашел младший лейтенант Делло и привел помощь.
Сержант замолчал. Черты его лица обострились, взгляд был уставлен в несуществующую даль, а шрам оказался заметно глубже, чем Лануа показалось раньше. С момента начала своего рассказа Нойвиль постарел лет на десять и стал почти одного возраста с Огюстеном.
***
– Что-нибудь еще, Моррас?
Сухой невысокий мужчина, перешагнувший сорокалетний рубеж, сидел с задумчивым лицом. У Огюстена не было больше вопросов к солдату Моррасу, подпись тот тоже поставил, но отчего-то не спешил уходить.
– Солдат, вы меня слышите?
– А? Простите, господин коммандан, я задумался…
Моррас быстро посмотрел на Лануа и неуверенно спросил:
– Господин коммандан, разрешите поделиться?
– Чем поделиться, Моррас?
– Мне тут пришли в голову кое-какие соображения, пока я отвечал на ваши вопросы…
– Ваши соображения имеют отношение к делу?
– Лишь косвенное, господин коммандан.
У Огюстена не было времени на соображения Морраса, но ему не хотелось обижать этого маленького человека, на лице у которого было написано городское происхождение и академическое образование, а на груди нашлось место знаку За ранение.
– Только быстро, Моррас.