Сабина заметила, что Майкснер, Гомез и Шёнфельд держались вполне мужественно – о Тине и говорить нечего; для нее это было, наверное, главным событием дня. Но один коллега из другого потока выглядел бледным.
Белл заметил это, подошел ближе к студенту и по-дружески положил руку в резиновой перчатке ему на плечо, что походило на провокацию.
– Еще один совет, коллега! Никогда не выходите на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха, даже если вы на грани обморока. Потому что, когда вы войдете обратно через пару минут, весь процесс начнется сначала. Держитесь, и вы увидите, что максимум через десять минут ваш нос привыкнет к сладковатому запаху разложения. – Белл закрыл глаза, сделал глубокий вдох и взялся за инструменты.
В следующие два часа Белл рассказывал им о нейрохирургии, анализе следов крови и искромсанных утопленниках. Когда Белл закончил вскрытие трупа, группа перешла в соседний зал, где руководитель судебно-медицинской экспертизы объяснял воздействие различных веществ на человеческое тело. Но Сабина осталась в секционном зале и дождалась, пока последний коллега покинет помещение.
Белл стянул перчатки и промывал инструменты в алюминиевой ванночке.
– Я так и думал, что вы останетесь, – сказал он, не поднимая глаз.
– У вас есть две минуты? – спросила Сабина.
– И даже больше… я знаю, чего вы хотите, – безэмоционально ответил он. – Ваш друг все еще под воздействием успокоительных.
– Спасибо, но я хотела поговорить с вами о кое-чем другом.
Он вытер руки.
– Вы не против? – спросил он и в тот же момент вытащил из нагрудного кармана фляжку. – Эти доклады нервируют.
– Конечно, – сказала Сабина, и Белл не стесняясь сделал глоток.
Затем убрал фляжку.
– Выкладывайте!
– Вы ведь были судебным медиком в деле «Многоножка», – заявила Сабина.
Белл кивнул, и на его лице появилось почти благоговейное выражение.
– Вы не представляете себе этот свинарник. БКА привезло сюда трупы в специальном фургоне. Это была беспорядочная груда из животных и людей. Одно лишь разделение всех частей и реконструкция, в каком порядке они были пришиты друг к другу, длились несколько дней. Лишь после этого можно было начинать вскрытие. – Белл злорадно улыбнулся. – Представляете, как старик Снейдер нас донимал? Этому говнюку хотелось бы получить заключение еще за два часа до убийства. Но чтобы суметь ответить на все его вопросы, мне нужно было бы самому совершить это преступление. И что дала вся эта спешка? – Он вопросительно посмотрел на Сабину.
Она пожала плечами.
– Того типа до сих пор не схватили.
– Именно об этом я хочу с вами поговорить.
Белл снисходительно улыбнулся.
– Вы наверняка уже давно вычислили убийцу.
Она решила, что он над ней издевается.
– С чего вы взяли?
– Вы ведь на курсе Снейдера? Не хочу вас обижать, но студенты, которых президент Хесс определяет к Снейдеру, все умники, имеют коэффициент интеллекта сто тридцать и считают, что они особенные.
У Сабины пересохло во рту. Но возразить на это она ничего не могла, хотя и злилась, что он стриг всех под одну гребенку – ее, Майкснер, Гомеза и Шёнфельда.
– Хотя какая разница. – Белл махнул рукой. – Возможно, вы не такая. Что вы хотели узнать?
– Вы также готовили заключения по убийству на Ваттовом море и случаю каннибализма, – сказала Сабина.
Он ненадолго задумался.
– Девушка, которую ножом разрезали на части, и тип с телевидения, от которого осталась лишь половина? – Белл кивнул. – Помню… интересная работа.
– Возможно ли, что за этими тремя убийствами стоит один и тот же преступник?
Он помотал головой:
– Исключено!
– Он мог ведь изменять свой почерк точно так же, как оставлял места преступления в разных состояниях и…
Белл перебил ее порывистым движением руки.
– Вот этому вас учат в академии? – Он помотал головой. – Передо мной на столе лежали трупы с якобы неумелыми, робкими ножевыми ранениями, которые были симулированы физически сильными убийцами; левши, которые пытались нанести удар правой рукой; убийцы, которые приседали, чтобы изменить угол атаки. Один парень даже обрезал себе кожу с подушечек пальцев. Фантазия не знает границ.
– И как вы смогли его уличить?
– Он упустил, что есть еще и боковые отпечатки пальцев. Мы всегда снимаем отпечатки от одного края ногтя до другого. И поверьте мне: судебные медики видят такие попытки манипуляций каждый день, и мы замечаем, если следы были фальсифицированы. Потому что у нас есть возможность обратиться к тысячам других похожих случаев – чего преступник не может. Вот так просто.
– Но если в этих трех случаях…
Он громко застонал.