Смертный приговор

– Ты и это хочешь на меня повесить? – У Брайншмидта засверкали глаза. – В чем еще ты хочешь меня обвинить? – выкрикнул он. – Что я застрелил Джона Кеннеди, взорвал башни-близнецы и несу ответственность за вымирание динозавров? Я теперь козел отпущения за все просто потому, что тебе так нравится?

Внешне Мелани оставалась абсолютно спокойной.

– Судья одобрил ходатайство об эксгумации твоей первой жены, – заявила она. – Сейчас как раз достают ее гроб, чтобы передать тело судебным медикам.

У Брайншмидта перехватило дыхание. Впервые она увидела панику в его глазах. Но все равно он не произнес ни одной необдуманной фразы.

Мелани использовала почти все свои тузы, и в настоящий момент ей в голову не приходило больше ни одного аргумента, чтобы загнать его в угол. Она взглянула на папку с материалами по делу о похищении Клары. Возможно, ей вовсе и не нужно блефовать.

– Ты знал, что на компьютере работала не только Ингрид, но и Клара? – спросила она.

Он нахмурился.

– Клара?

– Она регулярно пользовалась компьютером матери, чтобы переписываться с подругами. Но ни Ингрид, ни Клара тебе об этом не говорили, потому что ты бы ей не разрешил.

Он надменно засмеялся.

– Не надо рассказывать мне сказки. Клара не прикасалась к этому компьютеру!

Мелани достала листок из папки.

– Вот перечень всех электронных адресов с аккаунта Клары, которые мы определили на жестком диске. Кроме того, она иногда заходила на Фейсбук.

– Я запретил ей это! – закричал Брайншмидт.

– Очевидно, твой запрет не очень подействовал.

Брайншмидт уставился на распечатку. Он пробежал глазами мейлы, в которых речь шла о музыкальных группах, аудиокнигах, кроссовках и сумках «Монстр Хай».

– Взгляни на даты. Это не просто несколько дней или недель. Она регулярно пользовалась компьютером больше года.

– Нет, это неправда. – Голос Брайншмидта дрожал. В ужасе он листал бумаги.

Она наблюдала за его мимикой. Брайншмидт был настолько напряжен, что даже не замечал сверлящего взгляда Мелани. Он действительно любил Клару. Мелани по-настоящему задела его за живое. Она быстро вспомнила несколько деталей из врачебного освидетельствования Ингрид.

– Организму Клары нанесен такой же вред, как и Ингрид, но, к счастью, не настолько глубокий, – продолжала она бередить рану. – Микроволновое излучение проникло в мышечную ткань Клары, а также в жировые и костные ткани. Подумай только, сколько времени она провела перед компьютером и как опасно это было для ее маленького детского организма. Ее генетический материал непоправимо поврежден.

У него на глазах выступили слезы.

– Нет!

– Да, – прошептала она. – Ты разрушил организм невинной десятилетней девочки!

– Я не знал, проклятье, что я только наде… – Он резко оборвал себя, когда понял, что сейчас сказал. Но было уже поздно.

Мелани подняла глаза на камеру под потолком.

37

Нюрнберг был переполнен туристами, они слонялись по центру, протискивались мимо столиков и скамеек перед ресторанами в узких переулках Старого города. Было половина девятого вечера, и в пешеходной зоне работали тепловые пушки.

Сабина добралась до Нюрнберга за два часа. По дороге в машине она прослушала на диктофоне кассеты, которые стащила из частного архива Снейдера. Записи напоминали протоколы интервью, но что-то в них смущало Сабину. Атмосфера была пугающей, и голоса звучали как-то странно, неестественно и даже наигранно, и причина была не в качестве диктофона, который она одолжила у вахтера и который лежал теперь на пассажирском сиденье.

Она припарковала машину в подземном гараже недалеко от церкви Святого Лаврентия и направилась на юг, к воротам Фрауэнтор. Где-то там должно быть место преступления, которое совершил человек в маске лошади. Возможно, она даже наткнется на Снейдера – что ж, у нее, по крайней мере, есть для него полезная информация.

Ярко освещенное здание Оперы выделялось на темно-голубом ночном небе и, подобно церкви, мощно устремлялось ввысь. Фонари освещали площадь перед входом с арками. За окнами стояла темнота. Очевидно, в этот вечер представления не давали. На площади тоже ничего не было слышно, кроме невнятного говора толпы и шума близлежащей дороги. Над входным порталом висел баннер.

«Нюрнберг играет Вагнера.

„Золото Рейна“, „Летучий голландец“ и „Нюрнбергские мейстерзингеры“ в исполнении Нюрнбергского симфонического оркестра».

Вероятно, отмечали круглую дату со дня рождения Вагнера, потому что на рекламных стендах была представлена многонедельная программа с произведениями Вагнера в Нюрнберге и Байройте.