— Вы, пожалуйста, сделайте себе краткие пометки по тем вопросам, которые нас интересуют, — сказал Старостин, вырывая лист из блокнота и подавая его вместе с ручкой министру.
Он еще раз повторил свои вопросы. Гость обозначил их на бумаге примерно следующим образом: «кто? — сколько? — выражения? — обещания? — должности? — № №? — члены Ревсовета? — ЦК и др.».
— Я соберу интересующую вас информацию в ближайшее время, — пообещал он, запихивая листок со своими заметками в записную книжку.
— А вы могли бы оформить эту информацию письменно, на языке дари? Мне хотелось бы доложить все это советскому руководству как можно полнее и обстоятельнее.
— Я постараюсь. Однако для этого мне придется привлечь других людей, — как бы что-то обдумывая и рассчитывая, ответил Гулябзой.
— А эти люди надежные? Они не расскажут о наших контактах Амину или кому-нибудь еще?
— Исключено. Это очень надежные люди. Не расскажут.
— Кто они?
— Это очень надежные люди, — повторил Гулябзой, не желая раскрывать имена своих соратников.
— А как вы им объясните свое намерение подготовить списки?
— Это наше дело. Я им ничего не буду объяснять. Я уверен, что они у меня ни о чем не спросят.
— Вы можете передать эти материалы послезавтра, в день праздника Ид аль-Фитр?
— Хорошо. Это радостный праздник разговения. Для верующих афганцев лучший день в году. В этот день мне будет очень удобно встретиться с вами.
— Вас устраивает такая организация наших встреч, как сегодня?
— Да. Это нормально.
— Тогда давайте условимся встретиться в субботу 23 августа в 20 часов 10 минут на дороге из Микрорайона, возле моста через реку Кабул. Я приеду со стороны Микрорайона. Следовательно, вам нужно держаться правой стороны.
— А почему не ровно в 20 часов? Почему в 20 часов 10 минут? — недоуменно спросил Гулябзой.
— Для точности, — туманно ответил Старостин[46]
.Доклад Старостина о встрече с Гулябзоем произвел сильное впечатление на Иванова и Осадчего. Руководитель представительства КГБ Богданов в это время находился в отпуске.
— Да, видно, обстановка в руководстве ДРА накалилась до предела, — озабоченно сказал Борис Семенович. — Похоже, Амин торопится любой ценой убрать Тараки, обвинив его в неспособности контролировать обстановку в стране, и главной помехой для него в этом деле теперь являются Сарвари и три министра. В такой ситуации мы должны очень убедительно телеграфировать о назревающем конфликте Юрию Владимировичу. Ничего не затушевывая, резко и прямо, буквально в тех выражениях, которые употреблял Гулябзой на встрече с Валерием Ивановичем. В начале документа подготовьте небольшую преамбулу. Напомните о том, что мы и ранее неоднократно информировали Центр по этому вопросу. Дайте короткую справочку о Гулябзое, особо отметив его личную преданность Тараки. В конце напишите, что правдивость информации министра связи ДРА не вызывает у нас сомнений и что, в связи с изложенным, мы хотели бы получить из Центра рекомендации относительно возможных путей и способов предотвращения столь опасного развития обстановки. Укажите, что конкретные данные о вербовке Амином участников готовящегося государственного переворота будут направлены отдельной телеграммой предположительно 24 августа.
Говоря все это, старший оперативный начальник выглядел спокойным и уверенным. Однако уже приглядевшиеся к Иванову резидент и оперработник все же заметили, что решение послать в Москву такой жесткий документ дается Борису Семеновичу отнюдь не легко. Возможно, где-то в глубине души у него оставались какие-то сомнения…
Телеграмма за подписью Иванова была доложена Андроповым Брежневу и некоторым членам политбюро. Судя по всему, она произвела впечатление на советское руководство. Предыдущие поступавшие из Кабула материалы КГБ о разногласиях в верхушке ДРА до сих пор на «самый верх» не докладывались, да и выглядели они не столь драматичными. Они как бы допускали возможность преувеличения источниками сведений о грозящей лидеру афганцев опасности. Они освещали назревающую схватку между Тараки и Амином, скорее, как некие трения, которые вполне могут быть преодолены «в рабочем порядке».
Москва на некоторое время задумалась. Видимо, в руководящих кабинетах происходил процесс детального изучения вопроса, консультаций с экспертами, анализа ситуации, проведения совещаний, выработки предложений.