Смертоносный вирус «А». Кто «заразил» СССР Афганской войной

— Ты же знаешь, товарищ Кармаль — заместитель товарища Тараки на всех должностях. Случись с Тараки какая-то беда, ну там, гибель в результате несчастного случая, теракта или внезапной болезни, и тогда Кармаль станет законным руководителем партии и государства. А это означает конец политической карьеры товарища Амина.

— А какие у него амбиции?

— Я думаю, он спит и видит одно: как бы занять место товарища Тараки. И потому ему необходимо сегодня убрать Кар-маля и других наиболее популярных в партии и в стране деятелей «парчамистского» крыла НДПА

— А ты, брат, не думаешь, что после того, как он уберет со своей дороги парчамистов, ему захочется избавиться и от своих соперников в стане халькистов?

— Среди нас, халькистов, у товарища Амина нет соперников. Он сегодня второй, после товарища Тараки. И товарищ Тараки не раз давал нам это понять. Кроме того, я уверен, задумай товарищ Амин что-то против одного из нас, товарищ Тараки не допустит несправедливости.

Содержание этой беседы с «Махмудом» показалось Виктору Бубнову очень важным. На следующий день он изложил услышанное от агента в телеграмме, адресованной Центру. Однако никакой реакции из Москвы не последовало.

С началом лета в Афганистан хлынули советники от разных советских ведомств. Направил своего представителя в Кабул и центральный комитет КПСС.

Прежде Валерий Харазов был вторым секретарем ЦК компартии Литвы, кандидатом в члены ЦК КПСС и депутатом Верховного Совета СССР. То есть по номенклатурной шкале он входил в состав высшей советской элиты. А почему выбор пал именно на него? Возможно, сказалось то, что двумя годами ранее он успешно справился с аналогичным заданием, будучи партсоветником в Анголе.

В три дня собрался литовский секретарь в дальнюю дорогу. Тот же Ульяновский, напутствуя его, честно признался: «Я не знаю, чем ты там будешь заниматься. На месте сам сориентируешься. Мой тебе совет следующий. Постарайся не допустить трех бед: раздрая между ЦК и армией, между правительством и религиозными деятелями, между властью и племенами. В истории Афганистана было много случаев, когда обиженные племена приходили в Кабул и свергали правительство».

Кандидат в члены политбюро Пономарев тоже был краток: «Ситуация в партии непростая. “Хальк” и “парчам” по-прежнему, несмотря на наши титанические усилия, продолжают враждовать. Происшедшее год назад объединение носит скорее механический, формальный характер. Прежде мы больше сотрудничали с парчамистами и знаем их лучше. Вы, кстати, разберитесь там, как правильно называть второго человека в партии — Бабрак Кармаль или Кармаль Бобрак?»

Вот и все напутствие. Харазов понял, что не очень-то расположены на Старой площади к беседам об Афганистане. Ему показалось, что как-то раздражала коллег эта афганская тема, неприятной была для них. Только несколько месяцев спустя он уяснит, в чем дело: из Кабула что ни день поступала неприятная информация, на которую следовало реагировать. А как реагировать — этого никто не знал. «Разберешься на месте» — вот и весь наказ.

В Афганистане, едва Харазов ступил на раскаленный бетон кабульского аэродрома, его приветствовал невысокий человек в афганской военной форме, но без знаков отличия:

— С прибытием, Валерий Иннокентьевич!

Харазов обрадовался: генерал Горелов раньше служил командиром десантной дивизии в Литве, они встречались и даже приятельствовали. Сейчас главный военный советник сразу взял новичка под свое крыло и охотно согласился ввести его в курс дела.

Впрочем, знакомство с самой болезненной проблемой произошло для Харазова почти сразу после прилета в Кабул при первой встрече с главой афганского государства и генеральным секретарем ЦК НДПА Тараки после ритуальных приветствий рассказал о ситуации в стране, заверил, что скоро здесь будет построен социализм. Посоветовал держать постоянный контакт с товарищем Амином и решать с ним все возникающие вопросы. А затем, попрощавшись с другими участниками встречи, попросил Харазова и посла Пузанова задержаться у него в кабинете. Когда они остались втроем, Тараки с непроницаемым лицом объяснил, что советским товарищам хочет сделать заявление Бабрак Кармаль. Второй человек в партии и государстве вошел, холодно поздоровался с советскими гостями и, сев рядом с ними, уперся злобным взглядом в Тараки. В кабинете повисла неловкая тишина. Потом ее прервал срывающийся от волнения голос Кармаля: