Смятение

Он тогда сказал, что Саймон, разумеется, может пригласить своего друга на сколько захочет. Его до того обрадовало, что у Саймона есть друг (прежде речь не заходила ни о ком) и что есть что-то, что сыну нужно, а он, Хью, мог бы ему дать, и – самое главное – что лед сломан, что он несколько дней ощущал легкость в общении с сыном. Однако после такой вспышки разговорчивости Саймон вернулся к тому, что вежливо отправлял в аут любую попытку Хью завести с ним разговор.

В отношениях с Уиллсом тоже не все было ладно, но по-иному. Он просто не виделся с ним: пара вечеров в неделю – не так-то много, и, хотя он всячески старался поиграть с ним на выходных, Уиллс все время больше тянулся к женщинам – к Эллен, разумеется, к Вилли с Рейчел и Полли, когда та приезжала. Бриг наводил на мальчика ужас: однажды он изобразил льва… и последствия оказались погибельными. Ему было уже почти шесть – маленький довольно избалованный тиран. В том возрасте, в каком сейчас Уиллс, и младше дети всегда были на попечении Сибил, его время наступало позже, когда им исполнялось по семь-восемь лет, хотя с самого начала у него сложились особые отношения с Полл. Вилли готова была для Уиллса в лепешку расшибиться. Именно она учила его читать, брала к себе, когда у Эллен были выходные дни, она стригла ему волосы, покупала или подшивала одежду. Вот только когда он думал о Вилли, то неизбежно переходил на Эдварда. Хью всегда смутно подозревал, что Эдвард, как он это для себя называл, ходит на сторону, однако размах и степень его связи с Дианой Макинтош ошарашили его, когда он прознал об этом, что, разумеется, постепенно и произошло. Он почти, как ему казалось, убедил Эдварда бросить ее ради Вилли, однако Эдвард отступился, а затем последовал страшный удар: у него от нее ребенок. После такого он не знал, что сказать брату. Ему нестерпимо было знать про Диану из-за признательности и любви, какие он питал к Вилли. Ей он никогда не рассказал бы, о чем знал, однако знать и не рассказать – такое вызывало в нем ощущение бесчестности в отношениях с ней, что выглядело низменной отплатой за ее доброту к его сыну. Он понимал: Вилли будет полностью опустошена, если узнает, – и не гарантировал, что Эдвард не окажется настолько беспечен, что его измена не обнаружится. Когда он пробовал поговорить об этом с Эдвардом, то напряжение доходило до того, что, он понимал, могло разрешиться лишь еще одной бесполезной ссорой: голубые глаза Эдварда стекленели мраморными шариками, голос его делался холоден, и, дрожа от гнева, он просил Хью не лезть не в свое дело. Раз-другой попытавшись образумить Эдварда с более или менее тем же результатом, он дальнейшие попытки прекратил, однако неразрешенная коллизия сказывалась на всем, что их связывало, делая невозможной былую легкость близости, какой ныне ему не хватало больше всего. Он даже подумывал порой: а не пришли бы они с Эдвардом к какому-нибудь более приемлемому соглашению по новому причалу, если бы их отношения вообще были бы получше.

Он ехал в контору, день едва начался, а его уже усталость давила. «Все мы устали, старина, – заметил ему вчера в клубе его приятель Бобби Бичэм. – Если Адольфу понадобится начать еще один блицкриг на Лондон, по-моему, положение могло бы стать по-настоящему запутанным. Средний человек уже натерпелся под завязку. Все вокруг мрачно или ужасно. Слишком уж долго все это тянется. Нам «второй фронт» нужен тютелька в тютельку так же, как и русским. Прикончить гадов начисто, пока силы остались, вот что я скажу». Потом он пригласил Хью заглянуть с ним в «Мешок гвоздей»[45]

: «Вреда не будет побыть немного в женской компании. Отвлечься мысленно от всяких дел». Но он не пошел. Дело не в каких-либо моральных обязательствах, говорил он себе, просто нет у него ни малейшего желания укладываться в постель невесть с кем, какой бы она ни была привлекательной. Ему крайне легко было представить себя самого, лишенного всякого возбуждения, кого какая-то девчушка втягивает в разговор о нем самом. Даже фраза «моя жена умерла» способна распахнуть шлюзы и заставить его захлебнуться отвращением к себе. Ничто не заставит его говорить о Сибил с совершенно чужим человеком.

* * *

– Дорогая, если ты хочешь сказать, что хочешь, чтобы Тельма тоже поехала, то я это вполне понимаю.

– Нет-нет, я не это имела в виду. – От мысли такой на нее ужасом пахнуло. – Я только хотела сказать, что время слегка неудобное, потому как я обещала свозить ее на несколько дней в Стратфорд, и она устроила так, чтобы ее отпуск совпал с моим.

– Беда в том, что на следующей неделе я не могу, потому как у Эллен выходной и мне на самом деле понадобится быть дома.

– Да я понимаю. Просто жаль, что ты не смогла сказать об этом пораньше. – Потом, не дожидаясь, пока Рейчел примется объяснять, почему она не смогла, Сид выговорила: – Я уверена, Тельма сможет как-то изменить время своего отпуска. Я поговорю с ней.