Смиренное кладбище

Мишка заржал, Воробей тоже было намерился похохотать, но вовремя вспомнил, что нельзя из-за головы. Он встал, взял портфель:

- Двигать надо, Валька небось уж бесится.

4

Воробей стряхнул с табуретки мусор, вытер ладони о робу и присел к столу. Взял высохший трафарет. Очиненным черенком кисточки разбил на три полосы: для фамилии - пошире, для имя-отчества - ниже, поуже, а внизу - для когда родился, умер.

Фамилия попалась как специально: Жмур, Михаил Терентьевич. Воробей хмыкнул. На кладбище чего-чего, а этого добра - посмеяться - хватает: Пильдон, Улезло, Молокосус, Бабах...

Воробей клюнул кисточкой в баночку с краской, выжал лишнее о горлышко банки, оправил волоски.

Писать начап, как всегда, с середины - для симметрии: "ЖМ" в одну сторону, "УР" - в другую. "ЖМУР" хорошо лег на сухой, теплый от котла трафарет. Буквы получились широкие, разлапистые. Короткая фамилия всегда лучше: не жмешься, что писать нeкуда, - хоть на другую сторону залезай. Один раз так и сделал: на обороте дописывал - не рассчитал, а переделывать настроения не было. Тетка-заказчица все удивлялась: понятно ли будет. Будет, еще как будет - и всучил ей хитрый трафарет. Обычно трафаретов на складe не было, а в бюро за ними машину гонять - целая история. Обходились.

Собирали старые трафареты из мусора, на худой конец с бесхозов дергали. Бесфамильные от дождя, снега и времени. Сваливали их за котлом - пусть сохнут. Ребята с часовни заносили, подберут где - и занесут. Знали, что дефицит.

Высохшие трафареты Воробей с Мишкой жирно красили тусклой серебрянкой и снова клали сушить - теперь уже на котел. Через день-два трафарет шел в работу.

Положено: захоронили - и трафаретник готовый в холмик: фамилия, имя, отчество, года, чтоб не путались родственники без привычки и не прихорашивали чужую могилу, - и такое бывало. А плата за него, за трафарет, в оплату могильную входит. Там все учтено. Да толку-то, что учтено. Отродясь никто не писал их загодя. На других кладбищах - открытых, серьезных писали, а здесь нет. Загодя писать - на окладе сидеть будешь, на пиво не заработаешь, не то что...

Хитрили: вылавливали возвращавшихся после захоронения заплаканных родственников и безразлично напоминали про трафарет... Родственники покорно плелись в трафаретную.

Один из них - Воробей или Мишка - показывал на другого: "Вот, с художником говорите". Художник нехотя - "уж так и быть" - соглашался сделать к завтрему. "Что ж вовремя не заказали, сейчас даже и не знаю, смогу ли: работы много".

Благодарили по-разному: от полтинника до червонца. Однажды золотозубая, в каракуле, ассирийка дала Мишке четвертак: "Выпей, парень... Помяни... Какой айсор был!.." Воробей, восемь лет лопативший могилы, глазам не поверил.

Этой зимой он попытался усовершенствовать систему: вылавливать клиентов у кладбищенских ворот или у церкви до захоронения. Задумать-то задумал, да против кладбищенских правил, что и дало вскорости себя знать. Часовня скопом приперлась в трафаретную выяснять отношения; Выяснили по-хорошему: до захоронения - атас, сначала мы клиентов трясем, потом вы трафареты ловите. И чтоб в последний раз. Ребята обижаются. Ссориться нам, Воробей, с тобой ни к чему. И своему... студенту скажи, чтоб больше не лез...

Воробей окрысился, но больше для вида - бесстрашие заявить. А какое там, к матери, бесстрашие, когда над правым ухом впадина кожная, без кости, в два пальца... И слуха нет. Подойди сзади и пальчиком щелкни... Спереди, правда, не стоит...

... - С ним рассчитывайся, он бригадир. - Воробей показал на Мишку.

Женщина протянула трешку:

- Хватит?

- Вполне, - ответил Мишка и сунул бумажку в карман.

- До свидания, - женщина взяла свежий трафарет и вышла из котельной.

Мишка вышел следом - ловить клиентов.

Никого не было. Сытые голуби у церкви лениво поклевывали пшено и теребили хлебные крошки.

Яковлевна прихорашивала могилу молодого подполковника милиции, улыбавшегося с полированного высокого черного памятника.

- Анна Яковлевна, чего с ним случилось? Молодой...

- Мишка вычел рождение из смерти. - Тридцать восемь, совсем молодой. Ребята говорят: застрелили...

- А то они знают! Выступал на собрании, поговорил, сел и помер. Сердце... Так, сижа и помер.

- А вам сколько лет, Анна Яковлевна?

- Мне, Мишенька, восемьдесят два в июне будет, если доживу. Уж больно на ноги тяжело ходить стала. Пять могил своих даже Розке отдала, на девятнадцатом у забора. Далеко ходить.

- Да хватит вам работать, поотдыхайте...

- Это что ж, на пенсию? Дома сидеть? Да я скорее помру без работы. А здесь благодать, природа...

Яковлевна вздохнула, веником обила памятник сверху, смела сор с полированного цветника, посыпала песком у оградной калитки. Она собрала инструмент - лопату, веник, метлу, ведерко с песком - и двинулась дальше по своему многолетнему маршруту, к уборочным могилам.

К воротам кладбища подкатил катафалк. Из него вышла группа пожилых людей. Высокий старик крикнул:

- Молодой человек! Не поможете?!

Мишка подошел. Вдвоем с шофером они вытянули из машины гроб и занесли в церковь. Старик сунул Мишке два рубля.