Смотри на меня (СИ)

Медленные поглаживания по щеке и его спокойный завораживающий голос творят чудеса. Я прямо чувствую, как напряжение отпускает, и постепенно тело вновь начинает меня слушаться.

— Уверена, что стоит? — спрашивает инкуб, помолчав. — Ты ведь и сама знаешь, вампиры сильнее, живучее и быстрее людей. Разве тебе сейчас плохо?

Честно говоря, с тех пор, как исчезла жажда, от нечеловеческой природы одни плюсы. Но остаться такой навсегда?

— Подумай об этом, — кивает он понимающе.

— Хорошо… Чего ты так улыбаешься?

— Оказывается, я и правда кажусь тебе вкусным.

— Было бы чему радоваться! — закатываю я глаза.

— Мне нравится тебя узнавать, — смеётся. — Каждую деталь, каждую мелочь.

Вопреки ожиданиям, Шаррэль не отпускает. Разговор, вроде бы, закончен, но он продолжает обнимать меня за талию, лаская взглядом лицо, и вид у него…

— Что-то случилось?

— Нет, — вздыхает и, потеревшись носом о мою ключицу, улыбается: — Торта? Не вставай! Массажное масло ещё не впиталось, так что я тебя отнесу.

У меня не так часто, как хотелось бы, получается понять, что прячется за его улыбкой, но сейчас почему-то кажется, что между нами вновь образовалась какая-то недосказанность.

— Всё точно в порядке? — спрашиваю, с удобством устроившись на руках мерно шагающего инкуба. — Если тебя что-то беспокоит, можешь мне рассказать. Я пойму.

Его взгляд устремлён вперёд, но я вижу, как вздрагивают ресницы.

— Скажи… если бы близкий человек утаил от тебя что-то важное, ты бы его простила?

От расстройства и разочарования сжимается сердце.

— Ты всё-таки обманул меня с адресом…

— Что? — он даже останавливается от неожиданности. — Нет, Ира, я тебя не обманывал! Это был настоящий адрес лэсса Фартисса, честное слово! Если хочешь, проверь!

— Но о ком ты тогда говоришь? — хмурюсь непонимающе.

— Забудь, — качает Шаррэль головой. — Я спросил так, гипотетически.

— Неужели?

Игнорируя подозрительный взгляд, он целует меня в лоб и, доставив наконец до места, усаживает за стол.

— Чай или сок?

— Шаррэль…

Какой чай? Какой сок?

— Я действительно спрашивал не о себе, — вздыхает он, жалея, по-видимому, что вообще поднял эту тему.

Но о ком же тогда? О Майрин?

— Если близкий человек что-то утаил, у него, наверное, была для этого какая-нибудь серьёзная причина, — говорю, неохотно отказавшись от дальнейших расспросов.

— Наверное, — соглашается инкуб, глядя очень внимательно. — Ты простишь?

— Думаю, да. Но умалчивание — не то же самое, что обман. Быть обманутой гораздо обиднее.

— Я тебе не солгал, — напоминает он снова.

Похоже, это и в самом деле так.

Но что тогда происходит?

— Ты знаешь то, чего я не знаю?

— Всё нормально, я просто задумался.

— О чём же? — изгибаю бровь, даже не притворяясь, что верю в эту глупую отговорку.

— Помнишь картину, которую ты мне подарила? Наверное, нужно было действительно попасть сюда из другого мира, чтобы так просто и достоверно нарисовать влюблённого дракона. Это невозможно. Но каждый раз, когда его вижу, я убеждаюсь в обратном. И, честно говоря, это здорово успокаивает. Жаль, что мы с тобой не встретились раньше.

В этот момент, глядя на его расфокусированный отсутствующий взгляд, я понимаю, что Шаррэль всё ещё чувствует себя неуверенно. Чувства, которых от так жаждал, — зыбкая почва для того, кто родился наполовину инкубом.

Меня вдруг накрывает осознанием: может быть, он, как и я, тоже ощущает порой хрупкую нереальность происходящего? Может, как и я, нуждается в том, чтобы услышать сказанные вслух слова о том, как сильно он нужен? Мне-то это кажется очевидным, но видит ли, чувствует ли это Шаррэль, когда мы находимся рядом?

— Знаешь, — смущённо верчу в руках ложечку, — этот дракон — ты. Я думала о тебе, когда его рисовала.

Он молчит.

Опасаясь, что сказала это напрасно, поднимаю голову — и получается так, что на полпути друг к другу мы встречаемся губами. Поцелуй долгий и очень мягкий, а когда Шаррэль всё-таки отстраняется, глаза у него спокойные.

— Спасибо, — шепчет, легко поглаживая мои скулы подушечками пальцев.

Пусть он не стал развивать тему инкубьих особенностей, главное я, кажется, поняла. Близость, которой ищет Шаррэль, скорее духовная, чем физическая. Ему нужно чужое тепло. Нужно, чтобы рядом был кто-то, кого он сможет любить, отдавая всего себя и получая в ответ глубокую открытость, полное приятие и, конечно, взаимность. Потому что секс без эмоций, как выяснилось, не греет даже инкубов. Душе холодно с теми, кто не разжигает в ней никаких чувств.

И это настолько по-человечески, что я готова забыть про все те сомнительные особенности его расы, которые меня прежде смущали.

Но сказать об этом не успеваю. Мурлыча под нос какую-то песенку, Шаррэль, не дожидаясь никаких признаний, просто начинает заниматься чаем. Достаёт чашки, заварку…

— Давай, я.

— Не стоит, — улыбается.

— Тогда схожу за десертом.

— Уговорила! — фыркает, пододвигая посуду и чайник.

Пока я магией разогреваю воду и заливаю кипятком густо пахнущую летом заварку, он успевает уйти и вернуться с тортом, аппетитно украшенным белоснежными сливками и сочно-красной клубникой.

— Мням!