Смотрящие вперед

К вечеру упал заморозок, и мелкие лужицы затянуло ледком. Лед так славно похрустывал под ногами. Я нарочно ступал по застывшим лужам. Среди сухих блеклых кустарников прошлогодней полыни пробивалась зеленая-зеленая травка. Чабаны зовут эту травку щеткой. Степные табуны коней питаются "щеткой" всю зиму: под снегом она свежая. Цвели подснежники. Озера вскрылись еще на прошлой неделе, но у берегов, среди засохших камышей, воду снова затянуло тонким слоем льда. Идти было очень хорошо: подмерзшая земля словно пружинила. В лицо дул южный ветер, точнее зюйд-зюйд-вест. Кажется, он уже шестой день дул. Провода гудели протяжно и как-то тревожно. "И чего они так разгуделись?" - подумал я. Несколько раз я глубоко вздохнул и пытливо оглядел холмистую степь. Буроватые пологие холмы уходили далеко за синеющий горизонт. И я чего-то ждал, сам не знаю чего. Еще было совсем светло, но в зеленоватом небе летел месяц.

Прежде это был запущенный участок, из-за него нередко выходила из строя вся воздушная линия. Отец сделал участок самым лучшим. Он отказался от помощи ремонтников, а когда нужен был подсобник, брал меня. Я вполне освоил эту работу, и было очень обидно, что отец не доверял мне осмотр, даже когда был болен. А ведь я не хуже всякого другого линейщика разбирался в линейных работах. Мальчишкой он меня считал, младенцем...

Я бегом поднялся по стертым ступеням маяка, но Фомы не было. Ящик с инструментами и монтерские "когти" валялись у порога, я чуть не споткнулся о них. На маяке, как всегда, гулял сквознячок. Фома держал маяк в чистоте, каждый день мыл пол, по-мужски, как моряк,- выльет на пол несколько ведер солоноватой воды из негодного для питья колодца и шваброй разгонит ее.

Я вытащил из кармана пирог и положил его в кухонный столик. Зазвонил телефон, я взял трубку. Это был дежурный линейного узла Сеня Сенчик. Он сразу узнал мой голос.

Надо было срочно исправлять повреждение. Я сказал, что Фома во дворе и уже собрался идти на линию. Сенчик обрадовался.

- Фома стал хорошо работать, взялся за ум,- сказал Сенчик.- На его участке за последнее время почти нет повреждений. А какие есть, то из-за погоды - проклятые боковые ветры!

Я густо покраснел.

- Значит, хорошо теперь? - переспросил я. Сенчик повторил, что очень хорошо, и повесил трубку. Я поднял ящик с инструментами, перевесил через плечо "когти" и, насвистывая, пошел искать повреждение. Пока я исправлю, Фома тем временем подойдет.

Повреждение линии было, очевидно, за Черной балкой. Участок этот проходит по руслу иссякшей реки, весной заливается водой, и линия на протяжении четырех километров оказывается затопленной. Передвижение по трассе в это время года возможно только на "плавсредствах", как говорят линейщики, то есть на шлюпке, или, по-местному, бударке.

Маленькая замшелая шлюпка лежала на склоне холма, куда мы с Фомой вытащили ее дней десять назад. Я сволок ее вниз, бросил на дно ящик с инструментами и, загребая одним веслом то справа, то слева, поплыл вдоль затопленных столбов. Вода была холодная. Сухие камыши с треском ломались, когда в них врезалась шлюпка. Над водой провода гудели еще громче и беспокойнее. На километр пути приходилось по шестнадцати столбов. Направляя лодчонку, я внимательно следил за регулировкой проводов. Приближаясь к опоре, переставал грести и тщательно осматривал арматуру, как это делал мой отец.

Отцу дали новый прибор, который назывался "искатель повреждений", только надо было научиться разбирать схему. Я научился этому еще раньше отца, но не .показывал виду. Приборов получили мало, поэтому дали их пока лучшим линейщикам. Сенчик говорил, что скоро получат и на остальных. У Фомы прибора не было, приходилось производить проверку с контрольного столба.

Раза два я обнаружил небольшое увеличение стрелы провеса проводов и влезал на столб, чтоб осмотреть вязки и состояние провода под вязкой. Наконец я нашел в одном месте срыв изолятора и принялся торопливо исправлять повреждение.

Разрешения работать на своем участке Фома мне не давал, я самовольно принялся за это дело, сначала потихоньку от него, а потом, когда убедился, что он знает,- открыто. Очень я был благодарен Фоме, что он не мешал мне в выполнении моего замысла.

Мне не хотелось терять Фому, не хотелось, чтобы его перевели в другое место. Вот я и принялся исподволь приводить участок в порядок - каждый день после школы работал часа два-три. Уроки готовил вечером, хотя, признаться, у меня глаза смыкались - так спать хотелось. Чтобы не терять даром времени в школе, я схитрил: внимательно слушал учителя, записывал все в тетрадку или, делая вид, будто не понял, просил еще повторить объяснение специально для меня и выучивал уроки еще на самом уроке. Все же я, кажется, снизил успеваемость, только учителя все равно ставили мне пять - по привычке.