Смотрящие вперед

Более упрямого человека, чем Фома, свет не видывал, ты ему хоть кол на голове теши - он все равно на своем будет настаивать.

По-моему, женщины держались геройски, даже Мирра, которую все время мутило. Она возмущалась, что Мальшет не достал лучшего судна.

Конечно, "Альбатрос" не "Витязь", специально приспособленный для океанологических наблюдений, но все же это неплохой двухмачтовый парусно-моторный баркас. Главное, крепкий, отлично просмоленный и устойчивый. Когда Каспий начнет себя показывать, эти качества очень пригодятся.

В распоряжении Океанологического института имелись два специальных корабля - "Труженик" и "Академик Обручев", но для плавания по мелководному северному Каспию они уже не годились. Мальшету требовалось именно такое судно, как наше,- с посадкой не более полутора метров.

Вот как устроен был "Альбатрос": на носу фок-мачта; от которой к бокам натянуты по два баштуга, посредине грот-мачта - от нее идут по три баштуга. Все перегородки так плотно проконопачены и просмолены, что если в один отсек хлынет вода, его можно будет герметически закрыть. Люки открываются и закрываются тоже почти герметически. В носовой части судно обшито листами меди, чтобы не порезало льдом.

В небольшой каюте поместились женщины. Между двумя мачтами устроен камбуз, где хозяйничает Лиза - она повар "Альбатроса" и по совместительству метеоролог. Филипп Мальшет и то совмещает две должности: начальника экспедиции и второго матроса. Иван Владимирович- климатолог, гидрохимик и механик. Ну, а я - матрос и помогаю в научных наблюдениях. Это нисколько нетрудно: на стоянках мы все научные работники, во время рейса - моряки. Ночью бросаем якорь прямо в открытом море и даже вахты не держим, если хорошая погода.

За "Альбатросом" на буксире прыгает по волнам легкая, как скорлупка от яйца, бударка "Лиза". Это та самая бударка, что мы с Иваном Владимировичем сами сделали, Фома тоже помогал.

Рабочий день на "Альбатросе" начинался рано. Раньше всех поднималась сестра, потому что ей надо было готовить для всех нас завтрак, и Фома, который никому не уступал честь помогать Лизе, даже мне, чему я, разумеется, был только рад. Вскоре поднимались и остальные- и тут закипала работа.

Первым делом я измерял глубину моря. Перед тем как опустить приборы, каждому научному работнику нужно знать глубину моря. С этого начинались наши наблюдения, и я очень гордился, что все с нетерпением ждали результатов моего измерения, и я таким образом открывал ежедневно трудовой день.

Чтоб опустить в море прибор, у нас была специальная лебедка, на барабан лебедки наматывался мягкий бронзовый тросик толщиной в два миллиметра. Тросик этот пропускался через металлический блок со счетчиком, указывающим метры. К тросу прикреплялся груз - лот, им измеряется глубина.

Мальшет, насвистывая, брал пробы воды на анализ. Пробы брались из всех слоев воды - от поверхности до самого дна. Благодаря малым глубинам измеряли температуру и определяли соленость через каждый метр. Анализы воды делали прямо на "Альбатросе", в походной лаборатории, а для самых сложных анализов воду набирали в специальные герметически закупоренные бутылочки. Их потом отправляли в Москву, в Институт океанологии.

Больше всего я любил помогать Мальшету. Вот кто всегда был в хорошем настроении, шутил, смеялся и, словно между прочим, давал массу точнейших интереснейших научных сведений. Одно удовольствие было с ним работать!

Иван Владимирович - мы с Лизой любили его, как родного отца,- он добр, справедлив, никогда не раздражался, но большей частью был молчалив и замкнут, редко разговорится. С ним очень подружилась Васса Кузьминична. Ей было лет пятьдесят, но она никогда не жаловалась на здоровье, превосходно переносила волны и ветер, веселая, добродушная, общительная. Своей непосредственной работой Васса Кузьминична была занята лишь при поставке сетей и при лабораторном анализе рыбы, остальное время она всем помогала, в том числе и Лизе.

Но РОТ кто всегда только и делал, что злился, это Мирра Львова. Ну и характер у нее!.. С утра она была причесана, как в театр, в стильно сшитом спортивном платье, лаковых босоножках, бледная от беспрестанной качки ("Альбатрос" качало и в штиль!), раздраженная, как кошка, когда ее долго гладят против шерсти. Ни на кого не глядя, она хваталась за дночерпатель (им достают грунт со дна моря) и, нахмурившись, приступала к работе. Меня она возненавидела (наверно, потому, что я публично оскорбил ее отца), один звук моего голоса вызывал у нее раздражение. Ивана Владимировича она брезгливо сторонилась и одновременно словно боялась. Фому считала за дурака и третировала его. А Лизу... Лиза ей, кажется, застила весь свет.

Зачем она поехала? По-моему, эта экспедиция была для Мирры сплошной пыткой.