- Мразь... убью! -закричал Иван Матвеич, весь побелев от омерзения и гнева.
Моя мать их разняла.
Фома угрюмо смотрел в пол, ни кровинки не было в его лице.
На другой день Аграфена Гордеевна уехала вместе с незнакомцем. Больше мы ее и не видели.
Фома рос мрачным, драчливым, задиристым, никто его не любил в поселке, кроме меня да Ивана Матвеича. Мне кажется, в отношениях отца и сына не хватало теплоты. Скрытные были оба.
Все парни в поселке боялись и слушались Фому, но друга у него не было.
И вот этот самый Фома не надумал ничего лучшего, как влюбиться в четырнадцатилетнюю девчонку - мою сестру Лизу.
- Я буду ждать, когда ты вырастешь, и тогда на тебе женюсь,- объявил он ей,- буду верен тебе до тех пор... Впрочем, ты в этом еще ничего не понимаешь. В общем, буду тебя ждать.
- Ты дурак! - сказала Лиза, густо покраснев.- Я никогда не выйду замуж - еще чего.
Фома только ухмыльнулся.
- Так я буду ждать,- повторил он как угрозу.
Когда отец узнал об этом сватовстве, он просто из себя вышел. Нажаловался Ивану Матвеичу, но тот неожиданно принял сторону Фомы.
- Лучшей жены я бы ему не желал,- возразил он,- лет через пяток...
Отец чуть не задохнулся от гнева. Только пожалев Ивана Матвеича, не высказал он своего мнения о Фоме. Но старый лоцман понял и насупился холодок с тех пор пробежал между давнишними друзьями. Это было года два назад.
И вот, прослышав, что у нас поселился молодой ученый из Москвы, этот чудак Фома возревновал.
Подождав, когда отец ушел на трассу, он явился к нам и потребовал, чтоб Мальшет стал драться с ним на кулаках.
Мы с Лизой просто обомлели. Мальшет с веселым изумлением разглядывал неожиданного противника. Он уже слышал о нем от меня, хотя Лиза и запретила рассказывать: она стеснялась.
Мы все четверо стояли на устланном камнем дворе маяка. Ветер трепал белье, сушившееся на веревке, протянутой через двор. Половина двора была в тени от башни, половина залита слепящим солнцем. Огромные, как горы, кучевые облака белели на голубом небе.
- Фома, уходи, как не стыдно! - звонко крикнула Лизонька.
Фома только сжал огромные кулаки и наклонил голову, словно собираясь бодаться.
- Это профессор, он проект пишет,- увещевала его Лиза (второпях произвела Мальшета в профессора!).- Понимаешь, он просто профессор!
- Ничего ему не сделается, если я его разок поколочу!- возразил Фома уже более миролюбиво.
Он именно так и понял Лизу, как она хотела, то есть что Филипп Михайлович не жених, а "просто профессор". Но от желания "задать ему взбучку" он уже не мог отступиться.
К великому моему восторгу, Мальшет не стал отнекиваться, а деловито и спокойно снял пиджак, с улыбкой бросив его мне. Я подхватил пиджак на лету.
- Вот что, дорогой товарищ,- сказал он просто Фоме,- эта... гм... девушка не желает иметь с тобою никакого дела. Поэтому ходить сюда тебе незачем. Так я говорю, Лиза?
- Так.- Лиза торопливо закивала головой, раскрасневшись от удовольствия, что ее назвали девушкой,- все считали ее девчонкой, кроме разве Фомы.
В ответ раздалась брань, и Фома, как буйволенок, налетел на океанолога. Мы с сестрой невольно попятились назад. Но Мальшет уже приготовился, и Фома наскочил на два небольших, но жестких, как железо, кулака. Парень опять выругался и стал по-медвежьи ходить вокруг Мальшета. Раза два ему удалось нанести ученому меткие удары под одним и другим глазом, на что он был большой мастер. Лиза смотрела на дерущихся серьезно и огорченно. Я же был в восхищении. Оба дрались весело, с явным удовольствием, даже подшучивая друг над другом. Настроение у Фомы заметно повысилось, драка была его стихия, призвание. На стороне рыбака были ловкость, сила, азарт - то, что в спортивном мире называется хорошей реакцией,- уменье защищаться мгновенными, почти инстинктивными уходами и уклонами.
Но Мальшет отнюдь не робел перед своим мощным противником. Удары его сыпались с молниеносной быстротой, сливаясь в один ритм, как пулеметная очередь. Ростом он был несколько выше Фомы и умело пользовался этим преимуществом, прибегая к длинным прямым ударам, как бы держа Фому на расстоянии. Фома двигался тяжеловато, неуклюже, тогда как Мальшет как бы скользил, словно на коньках по льду,- взад и вперед: шаг, требующий большой и упорной тренировки, как я узнал потом.
Поняв, что противник серьезен, Фома стал осторожнее. В то же время его сердило, что удары, которые он обрушивал на ученого, большей частью не доходили до цели, и он только бил воздух. Мальшет был словно неуязвим. Стройный, крепкий, легкий в движениях, он совсем не горячился, а настойчиво, словно по заранее задуманному плану, начинал оттеснять Фому в глубину двора.
Я замер, притаив дыхание, едва успевая следить за стремительными движениями боксеров. Странно, но почему-то мне очень не хотелось тогда, чтоб Фома был побежден, я сам не знал почему. Какое-то смутное чувство справедливости: на долю Филиппа Мальшета и так было отпущено много. В этот момент Филипп получил такой сокрушительный удар сбоку, что отлетел назад, зашатался и повис на бельевой веревке, ухватившись за нее обеими руками, как на ринге...