Смотрящие вперед

Лиза метнулась вдруг к сараю и стала изо всей силы бить чем-то по ведру.

- Гонг! - закричала она.- Раунд кончился. Когда я вновь посмотрел на Мальшета, он лежал на земле, а Фома помогал ему подняться.

- Ничего...- бормотал Фома смущенно.- Разок подрались, я со всеми дерусь, такой уж уродился...

- Как тебе не стыдно! - вспылила сестра, подбежав к Фоме.- У-у, какой дурак!

- Из вас... ох... вышел бы первоклассный боксер,- простонал Мальшет, поднимаясь,- прирожденный боксер, просто поразительно... Такие способности пропадают

. никем не оцененные. Поучиться бы вам, и...- Филипп приложил ладони к заплывающим глазам,- вышел бы чемпион СССР.

- Чемпион! - восторженно выдохнул Фома, с обожанием смотря на Мальшета.

- Чемпион...- как эхо, повторил я,- а у нас его хулиганом объявили, всё собираются под суд отдать.

- Вы это серьезно, что ли? - по-детски наивно спрашивал Фома, умильно заглядывая в опухшую физиономию молодого ученого.

- Абсолютно серьезно, я вас и к тренеру хорошему направлю. Он сделает из вас настоящего боксера, будете на ринге выступать.

Тогда ошеломленный Фома уставился на Лизу. Может, в этот момент он впервые подумал о славе, чтоб победить с ее помощью непокорное девичье сердце. Как бы прочитав его мысли, Лиза, надувшись, отошла. Фома медленно повернулся к ученому:

- Вот спасибо, друг!

Обеими руками он стал жать его руку...

- Идите в дом, а то чай остынет,- сдержанно напомнила Лиза. Мы как раз собирались завтракать, когда пришел Фома.

- Лизочка, разрешите и ему войти,- попросил за Фому океанолог,у- надо же дать человеку адрес тренера.

Сестра уже скрылась в дверях. Мальшет подмигнул Фоме, и они, мирно разговаривая, стали подниматься по лестнице. Восхищенный, просто в упоении, я поднялся за ними.

После пережитого напряжения ароматный индийский чай вприкуску с арбузным медом показался невыразимо вкусным, и брынза тоже. Теперь Фома не казался свирепым, наоборот, он выглядел кротким и смущенным. Яркий румянец заливал его смуглые скулы, черные сияющие глаза смотрели с доверчивым ожиданием. У него был резко очерченный мужественный рот, энергичный подбородок. По-моему, он был красив.

За чаем Мальшет рассказывал о разных знаменитых боксерах - целой плеяде чемпионов СССР. Яков Браун, например, начал заниматься боксом с четырнадцати лет. (А наш Фома с шести лет!) Шестнадцатилетним пареньком он уже стал чемпионом страны.

Мальшет рассказал о турнире лучших мастеров ринга в Берлине, когда боксеры двадцати трех стран боролись за почетный спортивный трофей - золотой пояс чемпиона Европы; о финальном бое Геннадия Шаткова со шведом Стигом Шелином, чемпионом Европы, призером Олимпийских игр в Хельсинки, четырехкратным чемпионом Швеции и Скандинавии.

Я вдруг увидел переполненный разгоряченной ревущей толпой огромный зал "Шпортпалас" в Берлине и на ослепительно освещенном ринге тяжело дышащего смущенного советского студента в тот момент, когда судья торжественно, при звуках фанфар, надевал на него золотой пояс чемпиона Европы.

Слушая, я от души радовался победе нашего боксера, но больше мне ни о чем это не говорило. Спортивные победы и поражения интересовали меня не более как любого мальчишку моих лет, но не затрагивали во мне основного каких-то струн в сердце, что ли. Нет, это не было моим призванием.

Не то было с Фомой. Он даже о Лизе забыл, впившись взглядом в Мальшета. Еще, еще - молил этот взгляд, и Филипп добродушно рассказывал историю за историей. Фома бледнел и краснел, смеялся, испуганно охал, наклоняясь вперед, на его выпуклом упрямом лбу выступили капли пота. Недопитый чай стыл в стакане.

Как ни был я мал тогда, но понял, что присутствую при редком и прекрасном моменте в жизни человека, когда он находит себя, когда блеснет перед ним единственно верная дорога к заветной цели. Еще час назад Фома был хулиганом, драчуном, отщепенцем, а теперь- словно Мальшет прикоснулся к нему волшебной палочкой - это уже был боксер, деловито обсуждавший, где и с кем он будет тренироваться. Это чудо совершил Мальшет.

"Конечно, Фома тоже будет чемпионом,- думал я одобрительно,- ну что ж, тогда он, по крайней мере, сможет драться сколько душе угодно, и никто уже не скажет, что он хулиган".

- Но ведь бокс... это просто драка? - вдруг сказала сестра.- Разве это может стать целью жизни? Жалкая цель...

- У тебя неверные представления о боксе,- возразил, улыбаясь, Мальшет. Он был несколько бледен, глаза его совсем заплыли - каждый синяк с пятикопеечную монету. Фома посадил их так симметрично, словно вымерял циркулем. Теперь-то он раскаивался, но было поздно.

- Бокс - полезный и нужный вид спорта,- назидательно проговорил Мальшет и удивленно посмотрел на Лизу. Она так и покатилась вдруг со смеху.

- Что ты понимаешь в боксе - ведь это мужское дело! - вспылил Фома и даже покраснел от гнева.

Как твердо и решительно отрубил он эту фразу! Затем Фома, о молчаливости которого знал весь район, продолжал со стремительностью: