Смута. Том 2

Две Мишени меж тем повёл роту на север, к центру Серпухова, а по мосту уже катилась волна пехоты — дроздовцы и александровцы вместе.

Ночной бой хаотичен. Где свои, где чужие, где командиры, что делать? Только отлично обученные войска решаются на ночную атаку, где каждый знает свой манёвр; а вот если манёвра не знать, если бойцы жмутся друг к другу, соображая только, как намертво вцепиться в свой окоп, — тогда дело плохо.

Третьей волной прошли корниловцы. Маленький тихий Серпухов заполнили стрельба, разрывы, крики, где-то что-то начало гореть; однако работа первой роты была сделана, и вынырнувший как из-под земли Две Мишени погнал мокрых своих прапорщиков в тыл. Нечего вам, мол, тут делать.

Странно это было и даже дико — отходить цепочкой в затылок по одному, когда через мост валят и валят свежие части. Но мокрые александровцы (плыли-то в одежде, да и оружие тащили с собой, тщательно упрятав в доставленные из Тулы водонепроницаемые мешки) сейчас не солдаты. И потому Две Мишени отводил их в тыл — свою работу первая рота сделала.

Теперь — очередь других.

Петербург, 14 июля 1915 года

— Тихо, тихо, товарищи! Слово для сообщения о текущем моменте имеет товарищ Боков, заместитель товарища наркомвоенмора. Товарищ Троцкий срочно убыл ближе к фронту для личного руководства обороной Москвы.

— Ви, товарищ Рыков, очень дэликатно висказываетесь. Не по-болшевистски. Товарыщ Троцкий, очевыдно, нэ хотэл, чтобы я вновь задал бы ему нэприятныэ вопросы…

— Иосиф Виссарионович! Ну скажите же, ради бога, — ох, простите, товарищи, случайно вырвалось! — чего вы добиваетесь? Прямо, по-партийному, по-большевистски, как сами только что указали?

— Во-пэрвых, товарыщ Рыков, я не «добиваюс», а прэдлагаю. Прэдлагаю нэмэдлэнно снять Троцкого с поста наркома по военным и морским дэлам. Во-вторых, прэдлагаю нэмэдлэнно прэкратить всэ наступательные дэйствия Ударной группы под Орлом и Кромами. Конныэ части Улагая заходят им в тыл. А вот опэрацию мэстного значэния, начатую Егоровым на Юго-Восточном фронтэ, надо продолжать и пополнить рэзэрвами, ибо там намэтился успэх, что заставляет бэлых перэбрасывать туда подкрэплэния. В-трэтьих, надо ускорить всеми мэрами сбор рабочих частей в Астрахани и Царицыне. У бэлых не хватило сил его захватить, они ограничились кордонами. Ми же послэ масштабной нэудачи согласованного наступлэния южных фронтов позабыли о глубоких флангах бэлых. А это нэправильно, товарищи. А наркомвоенмор думал только о том, как разгромить бэлых в гэнэральном сражении, возомнив сэбя Наполэоном. Наконэц, в-четвэртых, насколько я знаю, поляки дали отвэт. Поставили нэкиэ условия. Считаю, что сэйчас надо принять любые их трэбования.

— А вы, товарищ Сталин, уже знакомы с этими требованиями?

— Знаком, товарищ Зиновьев. Условия очень тяжёлыэ, но их необходимо принять.

— Так какие же, чёрт возьми?!

— Вся Бэлоруссия, Минск и Смолэнск.

Тишина. Молчание. Люди в кабинете начальницы Смольного института благородных девиц оцепенели.

— Иосиф Виссарионович, но ведь это… Владимир Ильич, а вы почему молчите?!

— Потому что, товагищ Зиновьев, я очень внимательно слушаю агхиинтегесное выступление товагища Сталина.

— И что же?! Вы согласны, что надо отдать Смоленск?! А может, и в Москву их тогда пустить?!

— Спокойно, товагищ Гыков, не надо истегии! Во-пег

вых, как я не газ подчёгкивал, все гганицы сотгёт миговая геволюция. Во-втогых, совегшенно необязательно отдавать полякам что бы то ни было. Мы легко поднимем лозунг защиты социалистического Отечества. Пгивлечём ещё больше кадговых офицегов, пгичём без заложничества. Быть может, это подтолкнёт к действиям и Гег

манию с Австгией. Или Великобгитанию с Фганцией. Понятна ли моя мысль, товагищи?

— Вполне ясна, Владимир Ильич. Но мне представляется — это огромный риск, уступать такие территории даже не великой державе, как Германия…

— Голубчик! Если теггитогии и уступать — так исключительно слабым, лимитгофным обгазованиям! Потому что у гегманского гейха отобгать землю обг

атно будет совсем не пгосто, пока не случится миговой геволюции; а вот у Польши или там Финляндии — вполне можно. Немедля телеггафигуйте нашей делегации: согласиться на все условия поляков и запгосить точный сгок начала их наступления!..

— Товарищи… товарищи родные мои…

— А, товарищ Боков! Простите, мы так и не заслушали ваше сообщение. Что вы имели сообщить, товарищ, только коротко, пожалуйста?

— Товарищ Зиновьев… товарищи… я только хотел сказать, что белые прорвались за Оку…

— Это мы уже знаем, товарищ замнаркома.

— Они прорвались в Серпухове, приковали к нему наши силы, а сами по железной дороге погнали эшелонами на Калугу. Через Сухиничи. Мост через Оку в Калуге только наплавной, мы его, само собой, развалили… Ударная группа вся втянута в бои севернее Орла… запас боевой мы к Сухиничам, понятное дело, оправили, да поздно… А тут ещё и Улагай с юга под Кромами жмёт… А вы про поляков!..

— Успокойтесь, товарищ Боков. При чём тут поляки?!

— Нельзя им ничего отдавать! Ни полжменьки нельзя!