Смутное время

Анин набрал в легкие побольше воздуха, зажмурил глаза и начал выпрямлять пальцы. Суставы трещали, некромант хрипел от боли, но продолжал жуткое самоистязание. Все его тело дрожало. Вскоре каждый палец встал на место, и Анин, опираясь на трость, рискнул подняться с лежака.

В первое мгновение он пошатнулся, но затем растопыренные пальцы прочно уперлись в пол, и он сделал шаг. Казалось странным, как такие тонкие лапки могут выдерживать столь массивное тело. Откуда у некроманта подобное уродство и как никто не замечал этого до сих пор?! Самую большую тайну Анина Грешного знали лишь Черный Лорд Деккер и единственный друг птичника, Дориан Сумеречный. Даже Сероглазу не удалось ткнуть свой нос в эти дела – страшно было даже представить его удивление, если бы он вдруг пронюхал обо всем этом.

Тайна Анина была ужасной, как и вся его жизнь. Еще младенцем он был похищен из дома. Безумец, совершивший столь чудовищное злодеяние, не остановился на достигнутом. То, что он сделал с ребенком, навсегда осталось в памяти Анина. То, как он издевался над беспомощным младенцем, постоянно оживало ночными кошмарами в сознании некроманта Грешного.

Почти каждую ночь Анину снился один и тот же сон – самый чудовищный момент из его жизни. Смыкая глаза, он всегда возвращался туда, в то жуткое место, но тогда он еще не был могущественным некромантом, не мог должно ответить обидчику и мучителю, был не в состоянии хотя бы поднять руку для защиты. Более того, он не мог выговорить и слова, только кричал и плакал – а что ему оставалось, если он был всего лишь младенцем, которому исполнилось едва ли полгода.

То была небольшая тесная комнатка в чердачном помещении башни. Все пространство в ней занимали шкафы с различными магическими препаратами и колдовскими инструментами. По стенам, будто паутина, вились запутанные лабиринты алхимических трубок, колб и реторт. Но самое ужасное – это большой стол, стоящий в самом центре, прямо под низко нависающим кованым канделябром с десятками наполовину оплавившихся свечей.

Над столом склонился лысый старик с одним стеклянным глазом и тонким ножом в руке. Перед ним, словно подопытный зверь, будто бессловесный кролик на растерзании, лежал человеческий младенец, крохотное существо, дико, неистово кричащее и истекающее кровью. Ребенок кричал, но его крики уходили под своды башни и терялись, вылетая через маленькое окошко, пробитое в черепичной крыше. Ножки его были безжалостно отрезаны по самые бедра. Из них торчали обломки костей и грубо, неровно срезанные края плоти. Под крохотным телом ребенка расплывалась багровая лужа, стекающая с края стола.

Подле лежала вторая часть безумного эксперимента: отделенные от тела большой черной птицы тонкие лапки, оканчивающиеся тремя загнутыми пальцами с длинными когтями.

Нож был отложен на стол, в руках сумасшедшего мучителя появились длинная хищная игла и моток толстой нитки. Пальцы ловко вдели нить в ушко, и игла в тот же миг впилась в тело младенца. Шов следовал за швом, игла ходила ходуном, соединяя такие разные, такие противоречащие друг другу материи: плоть человека и птицы…

– Пора спать… нам всем пора спать… – прошептал Анин, оглядывая все заполненные жильцами домики в его шатре, и склонился над последней, пустующей клеткой.

Его лицо начало стремительно меняться. Острый нос еще больше удлинился и опустился ко рту, соединяясь с ним и приобретая очертания клюва. Надбровные дуги стали зарастать пухом, как и щеки и скулы, так, словно он испачкался в грязи и черная жижа стекает по его лицу, не оставляя и следа от белой чистой кожи. Длинные черные волосы рассыпались по плечам, слипаясь в твердые грязные пряди и превращаясь в перья. На затылке появился торчащий кверху хохолок. Все лицо заострилось и окончательно утратило человеческие черты. Последними изменились глаза. Зрачки вытянулись, по ним прошла, будто трещина, черная вертикальная полоса, и они приобрели желтый цвет.

Вместе с головой преображалось и все тело Анина. Он стремительно уменьшался, руки вросли в тело, а грудь раскрылась посередине и разошлась на две части, стремительно обрастающие черными перьями. Через несколько мгновений от некроманта не осталось и следа, а на столе, подле одной из десятков клеток, стояла обыкновенная большая ворона. Оглянувшись по сторонам, птица переступила порог своего домика и вошла под прутья свода клетки.

Анин потянул клювом решетчатую дверцу, затворив ее за собой, клювом же опустил крючок. Теперь он был в безопасности… в своей спальне… Натянув уголок черной драпировки на клетку, погрузившуюся во мрак, некромант сжался, засунул клюв под крыло и заснул.

22 мая 652 года. Центр полуострова Со-Лейл.

Лес Ар-Кхаша. Столп Тынгыра.