Нерелигиозно мыслящий человек, марксист, к примеру, мог бы возразить на это: данный подход неправомерен, так как он включен в более широкий, чем социальный, контекст смысла жизни индивида и всего человечества, то есть, абстрактен, а не конкретен, каким должно быть социально-экономическое и политическое учение.
Однако, сторонники и защитники марксизма, например, Э. Фромм, именно и определяют марксизм как теорию и методологию практического гуманизма вообще, «без заранее установленного масштаба», без привязки к определенным срокам времени. Если согласиться с утверждением, что марксизм по своей сути есть антропология, или её оригинальная модель, то невозможно будет обойти её центральную проблему: смысл жизни человека и человечества. Марксизм сам требует отношения к себе «по гамбургскому счету», т.е. как к учению, дающему истинный, исторически выверенный и научно подтверждаемый ответ на вопрос о смысле жизни человека и всей мировой истории. Поэтому данный контекст имеет не абстрактный, а конкретный вид, вполне оправдан и только может формироваться в ключе либо абсолютного решения вопроса о смысле жизни (например, христианского) либо относительного, социальноисторического решения этого вопроса. Во времени, относительно, он такого решения не дает, даже в грядущем (осмысленной должна быть жизнь любого человека и любого поколения людей – «предшествующих или будущих»). Остается вечность, в которую невозможно «вписать» человеческую жизнь или мировую историю, не выходя за её пределы, не обращаясь к их абсолютному содержанию, которое философским языком обозначается как Мировое Начало (Дух, Разум и т.п.), в религии вообще – как Бог, а в христианстве особо – как Св. Троица: Бог-Отец, Бог-Сын и Бог-Дух Святой.
Абсолютное и есть самое конкретное нашей жизни, то, что пронизывает сегодняшний день, в отличие от относительного, которому всегда тесно в настоящем и требуется будущее. «Кто говорит о своей великой исторической миссии и о чаемом светлом будущем и не считает нужным согреть и осветить сегодняшний день, сделать его хоть немного более разумным и осмысленным для себя и своих ближних, тот, если он не лицемерит, идолопоклонствует. И наоборот, чем более конкретна нравственная деятельность человека, чем больше она считается с конкретными нуждами живых людей и сосредоточена на сегодняшнем дне, чем больше, короче говоря, она проникнута не отвлеченными принципами, а живым чувством любви или живым сознанием обязанности любовной помощи людям, тем ближе человек к подчинению своей внешней деятельности духовной задаче своей жизни».293
Таким образом, рассматривая марксистскую антропологию в контексте смысложизненной проблематики философии и религии, мы приходим к выводу об абстрактности подхода марксизма к человеку, взятому в аспекте исторически нарастающего противопоставления социального природному, в отвлечении от духовно-иррациональных оснований бытия и в доминировании будущего над настоящим. Относительное содержание человеческой жизни было взято в отрыве от его абсолютной основы и цели, а временной план бытия человека и мировой истории – в отрыве от вечности. В результате – смысл жизни индивида релятивирован, индивидуальное растворено в социальном, и выбор жизненного пути индивида как его экзистенциальная прерогатива был «вручен» социально-политическим силам и структурам. Экономическое отчуждение, на практике, было не только не преодолено, но и дополнилось политико-правовым, а также духовно-культурным.
Марксизм разделил, таким образом, судьбу многих гуманистических, по своей устремленности, моделей мирового развития, оказавшихся утопичными, в силу того, что ставку сделали не на индивидадействительного экзистенциального центра эмпирической действительности, пронизанной её абсолютно-духовным содержанием, а на личность, реализующую только свои, всегда релятивные, социальные потенции.
Теоретический анализ бытия человека, ограниченный исключительно его социально-историческим измерением, и практические рекомендации переустройства жизни, вытекающие из такого анализа, наряду с действительным объяснением причин и механизмов социального отчуждения, не вышли за его пределы, усугубили многие его конкретные формы на практике. Утопические построения на уровне целей были дискредитированы на уровне средств их реализации: утопия сомкнулась со своей квазипротивоположностью – антиутопией. Путь был пройден, как бы это не отрицали современные марксисты, до конца. Человечество получило колоссальный урок, равного которому в истории нет. В этом его – отрицательное, но огромное значение.