Сначала было весело

– Выспался. И хватит дурацких предложений. Это ты виновата.

– Я? Но, Вольдемар…

– Зачем ты меня напоила? – зло блеснув глазами, просипел парень.

– Я… не… ты не был пьяным.

Сын Великой Екатерины задумался. Он и в нормальном состоянии не отличается повышенной сообразительностью, а уж на похмельную голову и подавно.

– Мама говорит, мне нельзя пить. Если она узнает…

– Ты не пил, – поспешно киваю я, подобострастно улыбаясь.

– Не пил, – повторяет Вольдемар. При этом лицо наглядно противоречит сказанному. – Не пил.

Усиленно киваю.

– Я кушал… – попытался вспомнить парень.

– Покушал. – Я поспешно начала излагать свою версию событий вчерашнего вечера. – Сделал всего пару маленьких глоточков – не стоит и вспоминать. Потом прилег отдохнуть, немного позабавился…

– Позабавился? – растерянно хлопает глазами Вольдемар.

– Немного, – подтверждаю я, демонстрируя руку. Потом показываю следы зубов на груди. Они с обеда, но это мне было больно и поэтому запомнилось. Для него же укусом больше, укусом меньше – разницы нет. – Ты такой страстный был.

Недоверчиво покосившись на отпечатки зубов, опухшие, посиневшие, он хмыкает.

– Потом защелкнул наручники, и все.

– Все?

– Все, Вольдемар, – поспешно киваю я. – Мы заснули.

– Я не выходил из комнаты?

– Нет.

– Точно? – глазки подозрительно суживаются. Нехороший блеск пробуждают инстинктивное желание отодвинуться.

– Точно, – киваю, подтверждая сказанное.

– А кто приходил? – не унимается парень.

– Вчера никого не было.

– Я не шумел?

– Нет, Вольдемар. Все было тихо.

– Значит…

– Вчерашний вечер, – подсказываю я, – прошел так же, как и предыдущие.

На лице парня отражается мыслительный процесс, проходящий с большим трудом. Мое разгоряченное страхом воображение добавляет скрежет ржавых шестеренок.

Поглаживая руку, я жду.

– Ты не должна была заставлять меня пить вино, – заявил Вольдемар по прошествии минут пяти-шести. – Это ты во всем виновата. Если мама меня накажет…

Идиот.

Скрыв злость за робкой улыбкой, едва слышно шепчу:

– Ничего ведь не случилось.

– Ты…

– Никто не узнает, – поспешно перебиваю я, не давая сформироваться плохой мысли.

– Не узнает, – тягуче повторяет парень.

– Значит, ничего вчера и не было.

– Да, – приняв решение, подтверждает Вольдемар. – Ничего не было.

– Даже вспоминать не стоит, – произношу я, стараясь вдолбить в похмельные мозги нужную мысль. – Сними наручники.

Просьба проходит мимо ушей.

– Ты видела меня?

– Что? – Неожиданный вопрос повергает в ступор.

– Ты смотрела на меня? – взгляд Вольдемара впился в мое лицо с непривычной для него сосредоточенностью.

– Я не понимаю.

– Ты воспользовалась этим… э… чтобы посмотреть на меня?

– Я не делала ничего плохого.

– Не обманывай меня! – взвизгнул Екатеринин сынок и со стоном схватился за голову. Винное похмелье – страшная штука.

– Я не обманываю.

Вольдемар, шамкая губами, размышляет.

– Ты не должна была смотреть на меня!

О чем он вообще говорит?

Усталый мозг никак не может понять причину агрессии. Если только… он не старается скрыть поросшее густым мехом тело. Если это его ужасная тайна, тогда вопросы имеют смысл.

– Я на тебя не смотрела.

– Правда?

– Правда, Вольдемар.

– Ну…

– Открой наручники, пожалуйста, – прошу я, пытаясь переключить внимание парня на другую тему.

Удалось.

Скривившись, словно пришлось проглотить лимон, Вольдемар достает из кармана связку ключей и бросает мне.

Освободив руку, возвращаю ключи.

– Спасибо.

Звякнув, они скрываются в кармане фрака.

– Мне плохо, – пожаловался парень, потирая виски.

– Бедненький, – засуетилась я, – полежи немного.

– Отвали, – огрызнулся он, отмахнувшись.

Удар пришелся на опухшую кисть.

От боли слезы брызнули из глаз.

– Я буду выжигать. Не мешай.

– Хорошо.

– А еще лучше, иди в камеру. Ты мне мешать будешь.

– Но я тихо-тихо… – лепечу я, сжимаясь, словно маленькая девочка в ожидании чудовища из темного чулана. Покидать иллюзорно безопасную комнату страшно.

Бесшумно приоткрывается дверь.

Сердце обмирает.

Просунувший в образовавшийся зазор голову карлик частит:

– Великая Екатерина – мать… матушка ваша – велела напомнить, что сегодня нужно побыть в комнате. Напоминаю. И еще. Мне помощь в одном деле нужна, можно…

– Забирай эту, – не оборачиваясь, бросил Вольдемар. – А мне некогда.

Карлик удивленно кривит бровь. Он-то ожидал возражений, недовольства.

– Хорошо. А потом ее куда?

– Туда.

– Ясно, – кивнул Господин Кнут и приказал мне: – Пошли. Поди не перетрудилась, не грех и отработать пропитание.

Карлик, оставив дверь приоткрытой, отступает в глубь коридора.

Обернувшись, я обнаруживаю, что Вольдемар уже склонился над аквариумом, выбирая очередную жертву творческого вдохновения. Выжигательный прибор, пристроенный на угол стола, едва слышно потрескивает, накаляясь.

Не сказав ни слова, выхожу. На душе мерзко. За человека не считают.

Захлопнув за мной дверь, надсмотрщик проворно топает в направлении камер.

Дверь, отделяющая блок кухни и комнаты Вольдемара от прочей части подземелья, уже открыта во всю ширину.

Господин Кнут решительно проходит через нее.

Значит, мне не завтрак готовить придется…

Приближаемся к туалету и банно-прачечному комплексу.