— Знаете, мисс Элмс, журналиста кормят ноги и уши. Но не обязательно ведь все, что попадает в уши, нужно вываливать на газетную полосу.
— Как я понимаю, вы тот журналист, который пишет о событиях в Бэдфуле?
— Да.
— И в связи с этим вы наткнулись на мое имя?
— Да, мисс Элмс. Но, кажется, пока только я.
— Пока только вы, — задумчиво повторила Анна. — И наверно, если бы я попросила вас, как вы предлагали, нарисовать мой портрет, он не очень бы отличался от оригинала?
Это была попытка понять, как мнимому Хьюзу удалось что-то узнать об Анне Элмс и кого он успел о ней порасспросить. Пришла пора говорить правду, или ту часть правды, которая показалась бы достаточно убедительной. Скорее всего, как только прозвучало имя Хьюза, она догадалась: его интересует Бертье — и, слушая его, пыталась оценить собеседника, набивающегося на встречу.
— Извините, мисс Элмс, — начал он, — разумеется, сам я из Бэдфула. Только этим объясняется некоторая легкость, с которой я получил сведения, прошедшие пока мимо внимания полиции. Короче, я нашел шофера такси, который возил вас в Бэдфул-каунти и обратно. А ваша консьержка не могла не поддаться моим чарам, подкрепленным несколькими фунтами. Мне кажется, будет неплохо, если мы с вами обменяемся мнением по поводу некоторых событий. Почему-то я полагаю, вы найдете во мне союзника.
— Звучит многообещающе, мистер Хьюз. Но предупреждаю: я не из тех простушек, которым назначают свидание по телефону мужчины с завораживающими голосами. Думаю, встретиться нам следует. Сегодня в десять я буду ждать вас в «Найт-гардене». Не забудьте сказать швейцару — все зовут его Раффи, — что я назначила вам встречу. Я предупрежу его. И — на всякий случай: я люблю шутку, но только хорошую. До свидания, мистер Хьюз.
По мнению Андрея, это был тот случай, когда торопиться с выводами не следует. Не исключено, думал он, что ключ ко многим странным несоответствиям, громоздящимся вокруг всего дела Бертье, начиная от гибели несчастной собачонки до театрализованного самоубийства самого маньяка, находится в руках Анны. Он подозревал уже, что это за ключ, но от подозрения до фактов было еще далеко. К тому же и сама Анна… Чем больше он размышлял о ней, тем меньше она походила на ветреное создание, способное обслуживать не только простейшую потребность Бертье, но и вообще служить на посылках в подозрительном заведении Джины Роулз. Городецкий раздумывал о том, не переиграл ли он, назвавшись Арри Хьюзом. И хотя Инклав высказал ему по этому поводу очевидное одобрение, сам он не переоценивал свой успех, несмотря на то что главная цель была достигнута — Анна согласилась на встречу с ним.
Следовало подумать, случайно ли местом встречи выбран «Блэк-Найт-гарден». Журналисту, даже успешно делающему карьеру, заведение такого типа явно было не по карману, если, конечно, исходить из того, что он живет только на средства, заработанные пером. Назначая свидание в этом ресторане, Анна как бы подчеркивала свою принадлежность к определенному социальному кругу, где журналистов почитали постольку, поскольку с печатью приходилось считаться скорее как с неизбежным злом, чем с областью деятельности, обеспечивающей успех. И швейцара («Все зовут его Раффи», — вспомнил Андрей) с именем, скорее напоминающим собачью кличку, подсунули ему как пароль, намекая: без рекомендации, дескать, могут и на порог не пустить. Арри Хьюза, может быть, и не пустили бы, Андрея Городецкого, идущего на свидание с дамой, остановить мог только танк, да и то, пожалуй, не самый легкий.
Когда знаешь себе цену, подобная мысль утешает, однако действия, которые, казалось бы, должны из нее вытекать, не обязательно оказываются таковыми. Времени до десяти вечера оставалось достаточно, чтобы съездить в Бэдфул и вернуться обратно. Но смысла в этом не было. Поэтому Городецкий снял номер в отеле, где он обычно останавливался, бывая по делам в городе, а потом повел вдруг себя в манере, не очень-то ему свойственной.
Он посчитал, что у него появился наконец повод приобрести щегольской костюм. Легкий, светлый, в редкую вертикальную полоску, он смотрелся на нем не хуже, чем на завзятом моднике. Голубая однотонная рубашка, розовый галстук с искрой и фирменные штиблеты — все подобранное со вкусом — и без Раффи открыли бы ему двери любого ресторана. Последний штрих был положен в парикмахерской, где его еще раз побрили и сделали укладку, что произошло, кажется, впервые в его жизни.