Снег Энцелада

— Если кто-нибудь решит нас здесь шлепнуть, то предупреждающий полет шмеля охладит его пыл! Мы должны выполнить свою миссию!

Солнце. Роман надышался дурной пыльцой. Тепловой удар и отравление.

— Какую?

— Узнать правду. Может, еще что-нибудь. Но правда — это главное.

— Правды нет, — ответил я. — Есть информационные потоки.

— Это в тебе пиар-прошлое говорит, — ответил Роман. — Правда есть.

Мы стояли над гробом, Хазин лежал в гробу, жизнь продолжалась, я был этому рад.

— Ладно, — сказал я. — До вечера тут, что ли, шаландаться…

— Согласен.

Мы ухватились за ручки и попробовали поднять гроб.

Оторвать от земли получилось, как и переместить сантиметров на тридцать. Все. Слишком тяжелый.

— Нам его не утащить, — Роман плюнул. — Килограмм сто двадцать, наверное.

— Надо постепенно, — сказал я. — Короткими перебежками.

— А потом? — спросил Роман, вытирая пот. — Как мы его… отпустим?

— В багажнике есть лямка. Как-нибудь затолкаем.

Мы снова приподняли и сдвинули гроб. Так мы его часа три будем толкать, пока спины не сорвем. Сдвинули. Сдвинули. Сдвинули. Через три метра я стал прикидывать, а не послать ли Федора подальше.

— Надо было лебедку купить, — сказал Роман. — Прицепил к дереву — и знай ручку крути…

Роман сломал стебель аконита, оборвал цветочки и надел их на пальцы.

— Мы называли их петушками, — сказал он.

— А мы дельфинчиками. У него много названий: аконит, борец, волчья смерть, цикута. С ним осторожнее надо.

Роман стряхнул цветы, принялся вытирать руки.

— Аконит — это не цикута, — Роман понюхал пальцы. — Цикута не такая. Хотя тоже синенькая…

— Из него можно делать настой от оборотней, — сказал я. — Весьма действенный.

— От оборотней?

— Я собирался написать книгу. Про зомби… или про оборотней… не помню… про вурдалаков, короче. Изучал матчасть — там как раз про аконит…

Аконит ожил. Он заколыхался в нескольких метрах от нас, а потом из цветов появилась Снаткина. С велосипедом и в зеленом дождевом плаще.

Я испугался. Косяком пошло.

— Здравствуйте… — растерянно пробормотал Роман.

Испугался, но не удивился.

Снаткина выпросталась из зарослей, посмотрела на гроб, на меня и Романа.

— Во дурачье-то, — Снаткина брезгливо поморщилась. — Кто же так делает-то?

Снаткина подошла. Положила велосипед, постучала кулаком по гробу, прислушалась, словно ожидая — не ответят ли?

— По нормальному надо делать, как все. Сперва одежку, потом Антошку.

Снаткина постучала по гробу еще.

— Я не очень понял эту аллегорию, — сказал Роман. — Кто есть… как вы сказали? Антошка?

Я аллегорию в общих чертах уловил. А Снаткина конкретизировала.

— Мужика вывалите, — сказала она. — Гроб к могиле волоките и туда бросьте. А потом и мужика. В первый раз, что ли?

— В принципе…

Я ткнул Романа в бок.

— Прекрасная идея, — сказал он. — Я и сам так хотел.

— Ну так за ноги его и бери!

Похоже, что выбора не оставалось. Снаткина, разумеется, права — полный гроб не утащить, — одна крышка килограмм двадцать — я донес ее до могилы не без напряжения.

— Крышку надо стоймя! — крикнула Снаткина.

Я прислонил крышку к сосне и вернулся к гробу.

Снаткина принялась командовать дальше. К гробу она не приближалась, распоряжалась с дистанции.

— Ты за руки, ты за ноги, высоко не поднимайте, не транспарант, тяните помаленьку.

Хазин был тяжел, но но́сок. Я ухватил его под плечи, Роман за щиколотки, потащили. Он окончательно одеревенел, что облегчало задачу, поскольку в пояснице Хазин не сгибался. Впрочем, за один раз не справились — он весил не меньше ста, так что, одолев метров пять, мы уронили его на землю. Хазин неприлично чвакнул.

— Нутро отошло, — прокомментировала Снаткина. — Слышите? Засмердело-то как, а?

Не почувствовать это было невозможно — от Хазина распространялось зловоние лежалой мертвечины.

— Скорей волочите, а то волки сбегутся! — скомандовала Снаткина. — Им нутряное самая вкуснятинка!

Роман оглянулся на лес, Снаткина засмеялась. Мы подхватили труп и, превозмогая смрад, поволокли его к могиле. Роман явно сдерживал рвотные позывы, да и я, честно говоря, тоже — с каждым шагом Хазин вонял все гуще.

— Надо было на тряпке волочь, — поучала Снаткина. — В машине дерюга какая-нибудь есть, в дерюгу его, не боярин, доехал бы…

Но за дерюгой из машины я бежать не собирался, поэтому мы тянули Хазина дальше и управились всего с тремя остановками.

— Теперь волоките гроб, чего стоите! Да побыстрее, грозу сегодня передавали, опять вся крыша протечет…

Мы вернулись за гробом.

— Как она тут появилась? — шепотом спросил Роман. — Вдруг откуда ни возьмись…

— Вряд ли она коптерами умеет управлять, — сказал я. — Если ты к тому, что Снаткина Пилот.

Снаткина ходила вокруг могилы, быстро в нее заглядывала, трупа самого Хазина сторонилась.

— Но что она тут делает?!

— Хобби такое, — пояснил я. — Любит по кладбищам гулять.

— Да я это помню, просто… Зачем по заброшенным?

Снаткина тетка мутная. И хитрая. В чем-то грандиозная.

— У нее нюх на смерть, — сказал я. — Она похороны, как акула кровь, чует.

— Но сегодня же еще и Семена хоронили.

— Семен не катит, — сказал я. — Между двумя похоронами Снаткина всегда выбирает более перспективные. Мортальная старушка.