Снег над барханами

Но со стороны напарника доносились лишь стоны и звуки борьбы. «Неужели этот снайпер опередил нас и обошел?! А теперь напал на Августа», — подумал Макс, досадно сплюнул и, снова прицелившись в факел, нажал на спусковой крючок. Автомат изрыгнул длинную очередь, прошивающую темень вокруг извивающегося пламени, пули задели и сам факел, как выяснилось, просто воткнутый в почву. Тот повалился, но продолжал гореть, освещая пятачок два метра в диаметре.

— Август, черт тебя подери! Ответь, что с тобой?! — заорал автоматчик, потрясая оружием и дико озираясь по сторонам, будто мог увидеть, что творится вокруг.

До слуха его долетели невнятные фразы сослуживца, и Макс разобрал лишь одно слово: «Зыбь». Фашист ошалело попятился, затем подпрыгнул, вглядываясь в грунт под ногами. Его охватил ужас быть утопленным в проклятых зыбучих песках и похороненным живым в этой смертельной гадости. Диверсант, все еще слыша стенания погибающего друга, зовущего на помощь, хаотично перезаряжал «МП-40», все никак не попадал магазином в створ автомата и лихорадочно вглядывался в видимый ореол полыхающего факела. И тут он заметил за ним очертания человека. Сначала будто бы показалось, но, приглядевшись, солдат рассеял свои сомнения — из темноты блики огня выхватили фигуру вражеского стрелка.

Боец яростно закричал, словно кинулся врукопашную с голыми руками, выстрелил один раз в еле видимый силуэт, еще дал очередь и со всех ног побежал в его сторону. Он огромными прыжками, стараясь преодолеть опасный участок зыбучих песков, несся к противнику, чтобы достичь твердого участка почвы (раз там мог находиться таинственный мститель), и почти беспрерывно стрелял на ходу.

Вообще стрелять на ходу, с разворота, при парашютировании, при езде на любом транспорте и при этом попадать в мишень их, бойцов диверсионной школы ваффен-СС, учили хорошо. И парни с честью выполняли эти тренировки и достигали неплохих показателей. И теперь Макс Шернер, один из лучших учеников школы диверсантов, стремительно преодолел расстояние до поваленного факела, неоднократно поразил девятимиллиметровыми пулями врага, стоявшего поодаль от огня, и стал срочно перезаряжать автомат.

Руки еще ловко меняли магазин, а глаза уже различили в истерзанном пулями силуэте что-то неправильное… Непохож он на настоящего человека. Диверсанта осенила запоздалая мысль — это же наспех сооруженное чучело. Подстава! Обманули!

И в этот миг в освещаемый факелом круг с полуприсевшим от ужаса фашистом влетела пуля. Она попала в горло немецкого автоматчика, повергла его наземь. Он еще корчился на соляной корке, каблуками бот сдирая верхний покров солончака и забрасывая белесой пылью остатки потухающего факела, когда из темноты выступил неуловимый снайпер.

Агинбек не спеша перезарядил винтовку, носком кожаной ичиги почерпнул грунтовой взвеси и окончательно затушил тающее пламя. И вместе с наступившей вокруг темнотой в сознание фашиста, сжимавшего булькающее кровью горло, тоже явилась тьма.

Глава 14

Кызылкудук, Узбекская ССР, 2 мая 1944 г.

Пот, смешавшись с песком и известковой взвесью подземных ходов, нещадно разъедал тело под гимнастеркой. Даже в паху все чесалось и раздражало. Спертый воздух катакомб приходилось преодолевать, будто невидимую, достаточно плотную преграду. Под ногами хлюпала вода, местами доходя до колена, но, в основном, по щиколотку. Боязнь наступить на змею исчезла — теперь мозг работал иначе, отбрасывая страх всевозможных опасностей, кроме основной.

Фашистов!

Синцов ежеминутно поправлял на боку трофейный, но все же советского производства автомат, изредка включал фонарик, корректируя свой ход, и тут же вырубал свет, дабы не указать врагу цель. Диверсанты могли спуститься в кяризы и начать прочесывать подземелье аула, но почему-то лейтенант сомневался в такой смелости противника, загнанного в угол. И хотя угла в пустыне не наблюдалось и не могло быть, но психологически немецкий оккупант уже был подавлен. В чем в чем, а в этом офицер НКВД был уверен. Помотать с раннего утра до вечера врага по жарким пескам, зыбучим ловушкам и термитникам, сталкивая с ядовитыми пресмыкающимися и членистоногими, постоянно вырывая из его рядов бойцов огневыми контактами, а теперь загнать в безлюдный ночной аул и посеять панику, находясь под ним и среди него — и самому Николаю далось нелегко, но и существенно поумерило воинственный дух фашистов, деморализовало, сбило их планы.

И теперь нужно было всего-то делов — закончить начатое и дождаться утра. Потому что утром наверняка подтянутся из райцентра вспомогательные силы и завершат контроперацию, придуманную мудрым мирабом.

«Где ты сейчас, старик? Ушел к стану жителей, спрятанных Аманжолом, или увел часть фрицев за собой, в глубину пустыни, или затаился в засаде? А может быть, пал от пули захватчика? Дай знать о себе, если ты жив. Всели надежду, не заставляй меня оплакивать тебя и поверить в свое одиночество. Не сейчас и не здесь! Только не сейчас, Агинбек».