Очередной скучный день. Сегодня Тома выписывают. Мне мама сказала, которой Алекс запретил навещать Тома, потому что тот совсем отрицательно относится к их отношениям. Я в самом деле не вижу ничего плохого в том, что моя мама и его отец сошлись. Хотя мы с Томом немного в разных ситуациях находимся, и это его семья развалилась, но, как сказал Алекс, она развалилась уже задолго до появления в его жизни меня и Симоны. Просто Том об этом совсем ничего не знал и считал, что их семья – самое крепкое, что только существует в этом мире. Представляю, какого сейчас Тому, если он вот так, в один миг узнал такое... И ведь по идее, все случилось именно из-за того, что наши родители вдруг решили сойтись, а я нечаянно узнал об этом и пообещал хранить их секрет. А потом был этот Кляйн, который, оказывается, спланировал все до мелочей. Неужели это возможно? Как можно быть таким обозленным на весь мир?!
– Билл, к тебе посетитель, пройди в комнату, – попросила медсестра, тут же выходя из палаты. Я ступил на тапочки, надевая их.
Я увидел у окна Тома, что стало большой неожиданностью. Он смотрел на специальные отверстия для проникновения звуков, и, казалось, что совсем не замечал меня. Но как только я присел на диванчик, Том повернулся ко мне.
– Привет, – как-то затравленно проговорил он, – только не перебивай, ладно? – я знал, что он хочет попросить прощение, поэтому просто кивнул, давая ему возможность говорить. – Конечно, я полный идиот, – он смотрит по сторонам, – об этом и говорить не стоит. Просить прощение? – секундный взгляд в мои глаза, – это большее из того, что я могу... Время назад не вернешь... То есть... Блин, чертовы нервы... – он поднимается со стула и отходит от него, – Билл, я так виноват перед тобой... Ты простишь? – он оглянулся на меня, очень резко задав такой сложный для меня вопрос. Но я кивнул, глядя в его глаза. Том чуть улыбнулся и подошел ближе, встав рядом со стеклом. Но прошла секунда и его лицо вновь посетила печаль. – А я себя не прощу... То, что я сделал... – пожимает плечами, покусывая нижнюю губу. – Я пришел извиниться, но не только, в общем-то... – садится на стул, смотрит на меня, чувствую, как его взгляд скользит по моим щекам, губам. – Я хотел сказать, что ты был прав и нам следует... – вздыхает, как же трудно ему даются те слова, которые крутились во мне так долго. – Нам следует... Расстаться? – он спросил, глядя на меня.
Я кивнул.
Он ушел уже спустя минуту, а я так и не сказал ни слова. Промолчал, понимая, что как бы тяжело не было, нам на самом деле надо побыть раздельно. Со стороны может показаться, что мы разыгрываем очередную драму. Ведь столько всего пережили, прошли, снег, огонь и психа Кляйна с волками... Только этого мало. Человек, который любит может простить все, что угодно... Но прощая снова и снова, любовь слабеет. Так вышло и со мной. Я знаю, что где-то глубоко в душе я люблю Тома. Я понимаю, что Том каким есть, таким всегда и будет, только это сложно терпеть его такого. Его характер, его недоверие, его ревность... Я просто хочу снова вспомнить, за что же я его полюбил тогда, три года назад...
Tom ©
То есть это конец? Так легко согласился? Билл, почему?
Потому что ты мудак, Трюмпер!
14 глава.
14 глава.
Bill ©
Месяц подходил к концу, как мы с Томом решили разойтись. Не знаю, может, это было не таким уж и бредовым решением. Земля не разверзлась адскими пучинами, а с неба не пошел кислотный дождь. Ничего не происходило. Мы просто перестали видеться. Совсем.
Я знаю, что совсем недавно его родители развелись. Мама говорила, что Тому совсем плохо. Он один и отказывается общаться даже с отцом. Я пытался позвонить ему, но он скинул мой вызов, сказав своим действием, что я буду лишним на его празднике боли.
Том, он такой... Как бы ему больно не было, он ни слова об этом не скажет, он не покажет, но вместе с тем, испортит жизнь всем вокруг. Так было всегда, неважно вместе мы с ним были или в ссоре. Том слишком эмоциональный, вспыльчивый, доверчивый... Но за этот месяц я так и не смог понять: за что я его полюбил? Тогда, в снежном плену, три года назад, случилось что-то, что помогло увидеть мне в Томе частичку доброты, его настоящего! Но я так и не смог понять, что именно. Сейчас, после всего, что случилось там, в хижине, я не вижу в любимом больше ничего, что было бы мне дорого... Теперь он для меня обозленное животное. На всех обозленное, а в первую очередь – на себя.
– Билл, – мама входит в комнату, – там Том звонит, он спрашивает, куда ты положил его серую рубашку?
– Какую серую?
– Не знаю какую, иди сам спроси!